Сибирские огни, 1986, № 7

к-хе, к-хе. Столетний юбилей Алтайских заводов уже однажды, праздновали. В двадцать первом году. По сему случаю в Барнауле возведен памятник Демидов столп... — Вы совершенно правы, Фрол Романович. Но то был другой юби- лей _ еще в царствование великого государя Петра Первого пришлые рудознатцы Акинфия Демидова построили на змеиной горе, на Алтае, первую плавильную печь. А нынче — сто лет, как императрица Елизавета Петровна все Алтайские заводы Демидова взяла «под себя». Отпустив подчиненных, майор Соколовский задумался. Он пытался разобраться в причинах своей тревоги... С часу на час прибудет курьер от самого царя. Не примет ли царь решение... вовсе закрыть Сузунский монетный двор? От сибирских денег уже ломятся все казначейства. А в Екатеринбурге монетный двор готовится чеканить легкую монету: из пуда меди — тридцать два рубля... Остается лишь ждать... ГЛАВА I V ЕГОРША ТАРАКАНЬИ МОЩИ Едва клочковатое мутное небо потемнело от ранних декабрьских сумерек, на заводской каланче звонарь пробил пять часов. Басовито и тягуче проплыл над вечерним Завод-Сузуном медный звон. Набатные удары разошлись над поселением, как круги по стоячей воде, нисколько не потревожив глубинную неподвижность жизни обитателей завода. Не успел звон заглохнуть в сосновом урмане, тесно обступившем со всех сторон завод со слободками, у главных ворот отозвались на него,— караульщик ударил в железную доску. Колотил дробно и долго, извещая о конце дневной смены. И тотчас же из крепости вынеслись бойкой рысью самосвальные двуколки без возчиков. Кургузые заводские лошади, приученные по звону кончать смену, проскакали мимо светлицы господина управляющего на конюшню. Вскоре из ворот фабрики пошел заводской люд. Бергалы брели по домам в Барабинскую слободку понурые, заезженные. Полных двенадцать часов отстояли они у плавильных печей и кузнечных горнов. Огонь испарил и выжег из натруженных мускулов силу. Бергалы шли домой, чтобы поесть горячего хлебова, отоспаться, а завтра ни свет ни заря, по набатному звону, снова вставать, идти на завод, ковать «осу- даревы» деньги. Последним из крепостных ворот валкой походкой вышел мужик, о каких говорят: «Кожа да кости, в чем только душа держится». Поравнявшись с караульным солдатом, мужик остановился и сказал сиплым голосом: * — Дозволь-ка, служилый, вольным воздухом подышать. — Валяй, паря, дыши, да поживей! Смотри, кабы господин смотритель не углядел. Бергал пробурчал про себя что-то злое и скверное. Однако и прятаться за крепостной стеной не стал, остался стоять за воротами, обратив свой взор вдоль крепостной стены, в сторону Богатой слободки, туда, где на горе возвышалась златоглавая церковь. Челюсти были сведены, будто слесарные тисы, даже губ не было видно совсем. Живость тощей физиономии мужика придавали кустистые черные усы, которые он не закручивал, как большинство заводских, а, наоборот, махрил по-кошачьи. На тощей шее выпирал здоровенный кадык, величиною с куриное яйцо. Волосатую грудь он держал нараспашку. Оттого ли, что ему все еще было жарко от плавильной печи, или выказывал он таким способом свою удаль и лихость — было неведомо. Старый, латаный-пере- латаный, азям висел на тощей фигуре мужика, как ремье на огородном пугале.Мужик был пришлый, не сузунский. Так как наречен он был при рождении Георгием, то и звать его в Завод-Сузуне стали Егоршей Тара­ 11