Сибирские огни, 1986, № 7

помышляла. И вот как-то их, девочек, нарядили, Пожарная повязала всем пышные голубые и розовые банты и повела в комнату, где в обычные дни пели и делали физкультуру. Тонька, запинаясь, переступила порог и... боже мой, у нее дых перехватило... там стояла высокая молодая женщина со светлыми волосами, красивая и веселая! Тоньку толкнуло в спину: беги, бросайся на шею, кричи «мама», зарыдай, прижмись к щеке. Но она только губу прикусила. Она уже догадывалась, что этот порыв прибавил бы ей шансов, и не хотела несправедливости. Даже если это действительно ее мама... Светловолосая гостья раз, другой, третий обошла жалкий ряд девчушек, просительно глядевших на нее исподлобья. И тут одна девочка, Фира, которая всегда рассказывала, чта мама у нее смуглая и черноволосая, как она сама, не выдержала и бросилась к женщине. Дело было сделано. Тонька осталась ни с чем, хотя, может быть, эта была ее мама! Неужто ее?! Но и на этот раз она не обронила слезы — уже научилась быть сильной. И лишь к вечеру осознала, чего лишилась днем из-за пристрастия к справедливости. Если это на самом деле была ее мама и если она взяла в дочки Фиру, то ведь теперь бросит искать настоящую свою дочку. Навсегда бросит, и не останется у Тони даже последнего, за что она цеплялась,— надежды. Как же так, надо было хоть поговорить с той женщиной, спросить, кого она ищет, а теперь... Это могло бы стать пожизненной травмой для Тони Букиной, но какие-то целебные силы, в ней таившиеся, спасли. Ночью ей приснился сон. Будто она только проснулась в своей кроватке, а над нею склонилась мама... не та женщина, приходившая днем, а настоящая мама, постарше и немножко понекрасивее, но в тысячу раз симпатичнее, добрее и лучше. И мамины волосы щекотали ей щеку. — Ты узнала меня, Тоня? — шепотом, чтобы не разбудить остальных детей, спросила мама. — Конечно, ты моя мамочка,— пискнула Тонька,— Я знала, что ты придешь, и ждала тебя. — Я тебя все эти дни искала, доча. Помнишь, ты осталась под буком? Я вернулась под утро, а тебя уже забрал кто-то. — А у меня есть сестренка! — поспешила поделиться Тоня.— Ее зовут Катя. Смотри, вот она. Только у нее ручек нет, их миной оторвало. Мы ведь не оставим ее, да? . Она и во сне не могла предать свою Катьку. А потом сон разлетелся веселыми легкими облачками, и она уже радостно и беззаботно порхала над зеленой лужайкой, рвала цветы, огромный букет, чтобы подарить маме. А мама ждала где-то рядом, совсем рядом, кажися , на пригорке под густым старым буком... После этого сна Тоня несколько дней ходила совершенно счастливая и знала, что Фиру выбрала чужая женщина, что настоящая мама все равно найдет ее, Тоньку, и что жизнь у нее будет длинная и складная,, * * * Ей не повезло: она была серьезная, неулыбчивая девочка, а «мамы» брали хорошеньких и смешливых, точно кукол себе выбирали,— пришлось Тоне до конца, до совершеннолетия жить в детдоме, и еще \не раз в самые трудные моменты выручали ее счастливые сны про маму и море цветов на лугу. После восьмого класса пошла она вместо школы в кооперативный техникум— это мало что изменило, потому что домом ее по-прежнему , оставался детдом. Однако долго же тянулись•эти три года — целую тетрадь в клетку изрисовала крестиками Тоня, отмечая «последние» дни под началом Пожарной Команды. А потом случилось все сразу: она обрела волю, получила место