Сибирские огни, 1986, № 7

нины Букиной — страшно произнести! — личную антисанитарную и антипедагогическую куклу. Твердая рука потянулась к злу, но, призадумавшись, остановилась. — Что это такое? — серым голосом спросила Пожарная. И Тонька, не умевшая заискивать и подлизываться, глянула букой и прозвенела отчаянно: — Это Катя. Она моя сестренка. . Властная рука обвисла, и скорбная серая фигура молча проследовала мимо. Беззаконная Катька получила прописку! Скольким обязана ей, безрукой и безгласной, Тоня Букина! Катька помогала ей не пасть духом, встать на ноги, отыскать, а после и сотворить себя — какою хотела бы себя видеть. На нее, на куклу, оперлась Тоня, еще не понимая, не сознавая, что была это не только школа твердости, но и школа любви, чувства, на котором, благодарение богу, все еще держится мир. Наверное, класса до пятого, а то и до шестого помогала ей Катька жить. А подмога требовалась, и твердость характера, и гордость, и самоуважение. Потому что чем дальше, тем больше выходили ее волею судеб братья и сестры из-под руки Пожарной Команды. Не умела, ох не умела Пожарная понимать детей! Только бы сыты, целы и здоровы. И этим пользовались сильные и наглые мальчишки, устанавливали свою тайную власть. Вот чего не могла простить и не простила Тоня Пожарной Команде. Так легко было пресечь истинное, глубинное зло — лишь прикрикни, ее ведь боялись. Ну ладно, Тонька выстояла, а ведь не все были такие твердые, такие самостоятельные. И порождала эта безнаказанность раболепие и угодничество, особенно среди девочек. С мальчишек что взять, а девочки в старших классах стали хорошенькие, фигуристые, глазастые,— но так и не обрели достоинства. И чтобы отвязаться от каждодневных приставаний, добровольно отдавали себя под покровительство, числились чьими-нибудь «невестами», взамен многое непозволительное позволяя «женихам». Как презирала Тонька этих смазливых слабачек, на любое унижение готовых, лишь бы не прогневить «заступника». Хо телось кричать им: «Какие же вы девчонки — без гордости?!» Сама она была неприступна, и парни обходили ее стороной, побаивались. Что же касается поцелуев и прочих нежностей, лишь раз поцеловала она сильного, но нерешительного паренька — когда он заступился за чужую девчонку. И группа расценила этот ее поцелуй как высшую награду смельчаку. Но самое жестокое испытание выпало ей все-таки в раннем детстве, в три-четыре года. Их детдом изредка посещали «мамы» — выбирали себе детей. Обычно к такому дню загодя готовились, и Пожарная Команда особенно старательно обихаживала девочек или мальчиков, в зависимости от того, кого собиралась взять очередная «мама» Гладила платьица и рубашечки, навязывала банты, выставляла носовые платочки. Учила, как вести себя с «мамами»: отвечать вежливо не швыркать носом и обязательно улыбаться. Почему-то «мамы» предпочитали улыбчивых детей. И дети в этот день трепетали, вели себя чинно и все наперебой — с грустными-прегрустными глазами — улыбались. Потому что знали: «мама» возьмет кого-то одного для остальных жизнь станет еще горше. Они, крохи, конечно, понимали, что это не настоящие мамы настоящие не отыскивались, хотя чуть не каждый ждал именно свою мамѵ и уверен был, что рано или поздно она заберет его отсюда. Но и этих добровольных «мам» они ждали как неслыханное, незаслуженное благо с тайным нетерпением, с показным равнодушием ревностно и пугливо. И от того, кто какой имел успех у «мам», зависело его положение в их ребячьем сообществе. Да и то, они уже соображали как непросто это ; решиться стать настоящей мамой чужому ребенку. Тонька же высматривала среди приходящих «мам» только свою подлинную, которую она так хорошо помнила, и ни о какой другой не 112