Сибирские огни, 1986, № 7

тым, как око Вельзевула, и постовые милиционеры в черных валенках и калошах помахивали полосатыми жезлами. 6 Дежурной по травматологическому пункту — молоденькой девчонке с незаконченным средним образованием и смутными надеждами на замужество — все здесь давно надоело: и ломаные-калеченые пациенты, и циничные, как ей казалось, хирурги, и посетители с кошелками и авоськами, которые донимали ее своими просьбами. В этот час, когда допуск посетителей в палаты был уже закрыт, она, наконец, схватилась за телефонную трубку и минут пятнадцать вела захватывающий разговор с кем-то на другом конце провода. Льняная челка почти закрывала ей глаза, крашеные губы были удивленно распахнуты, а тугие щеки и веснушчатый нос полыхали румянцем. — Ага... Ага„. А он чо?.. А потом чо? Ага... А еще чо? Осип уже давно стоял возле ее столика и слушал этот разговор. Он устал, и ноги едва держали его. Это была четвертая больница, куда он добрался, в конце концов, после безуспешных поисков Николи в трех предыдущих. Сейчас его раздражали и этот разговор, и красные тугие щеки, и веснушчатый нос, а больше того лошадиная челка, за которой глаз было не разглядеть. Что за образ, прости, господи. Наконец Осип не выдержал. — Послушайте... — Приема нет,— сказала девчонка, не поднимая глаз.— Приходите завтра... Да нет, это я тут одному... Д а нет,— она посмотрела на Осипа сквозь льняную гриву,— старый. — Послушайте,— вкрадчиво сказал Осип.— Я — Осип Нетупский. — Чаво-о? — вскинулась девчонка. — Я — Осип Нетупский,— обаятельно улыбаясь, повторил Осип. — Говорит, что он Иосиф,— сказала девчонка в телефон и засмеялась, будто мелочь рассыпала.— Ну ладно, потом договорим.— Она бросила трубку и снова посмотрела на Осипа. — Не Иосиф, а Осип. Осип Нетупский. Меня все знают. Девчонка фыркнула: — А мне не все равно? В последующие четверть часа Осип, приторно улыбаясь, выяснил, что Николя лежит в палате номер двадцать один, что у него сломана нога, что к нему уже приходил сегодня мужчина — «высокий и очень нахальный» и женщина — «маленькая, но тоже нахальная». • — А теперь вот вы ломитесь. Старый, а тоже нахальный. И Осип понял, что к Николе ему сегодня не попасть: крашенные перекисью девчонки с тугими щеками и веснушчатым носом любят молодых и тоже нахальных. А может быть, не нахальных, но обязательно молодых. А известные и старые им ни к чему. Он вышел в больничный двор и сел на скамейку, уронив руки меж колен и свеся голову. Все предъюбилейные радости, все предчувствия и предвкушения, которыми жил он в последние недели, оставили его и казались далекими и нереальными, как некая другая жизнь, что сменилась вдруг кошмарным сном, где все стало с ног на голову. А может быть, с' головы на ноги? — неожиданно спросил себя Осип,— Может быть, все, что происходило с ним до сих пор, и было нереальной жизнью, каким-то наваждением. А все, что привиделось ему, и то, каким он представился себе, было единственной правдой, которую ни он сам, ни окружающие не хотели видеть. Д а , да, именно так, именно так,— говорил себе Осип, а какой-то другой Осип внутри первого хихикал и показывал кукиш: на-кось, выкуси. Чтоб ты сам из себя выскочил — да никогда. А пока все это происходило в душе Осипа, пока он спорил сам с собой и терялся в догадках, на то самое крыльцо, откуда он спустился 98