Сибирские огни, 1986, № 6

продавец и покупатели, и сто рублей для него сумма, жаль упускать вы­ годную сделку. — Шкуры-то разные,— говорит он,— одна побольше, но беднова- тая, одного тона, вторая поменьше, но лонарядней будет. Так что цена одинаковая, что для той, что для другой. — Ладно, разберемся,—говорит Горычев.—Сейчас деньги приго­ товим и пойдем поглядим ваши шкуры. Сию минуту. — Чего на них глядеть? —Гузь хмурится.—Ничего вы ночью не увидите, они у меня на чердаке прибиты, лампочки там нет. Он хочет добавить, что шкуры надо забрать потемну, ибо дело это запретное, потаенное, однако парни удалились в комнату. Достают деньги, пересчитывают их, не очень-то открываясь друг перед другом. И вот они уже движутся в кромешной тьме на редкие желтоватые огоньки поселка, щупают ногами щебенку дороги, потому что фонарики по приказу Гузя оставлены дома. Дорогой он строго предостерегает: — Кто про шкуры спросит —на меня не кивать. Ваше дело что врать, но что б меня не было. А то... Недосказанность придает его предупреждению, сделанному в такой обстановке и таким тоном, мрачный, зловещий оттенок. Невольно при­ ходят на ум легенды о суровых таежных законах, где прокурор —мед­ ведь, и исследователи с готовностью заявляют, что никогда, ни при ка­ ких обстоятельствах не выдадут. Заведя своих покупателей в ограду, Гузь с клещами и фонариком лезет по приставной лестнице на чердак. Сквозь мерный гул наката, ко­ торый слышен здесь особенно явственно, доносится скрежет выдирае­ мых гвоздей, хруст и шуршание пересохшей кожи. Через щели чердака слабо брезжит желтоватый свет фонарика. — Держите! — раздается сверху голос Гузя. Снова шуршание протаскиваемой в чердачный лаз шкуры, и к но­ гам исследователей косым пластом, слегка планируя, падает нечто сли­ вающееся с темнотой, однако еще более темное. Есть одна! А следом уже другая хрустит, и шуршание ее дольше, и в полете, в пространстве, занимает она больше места, и Горычев с криком «Моя!» падает на эту большую, едва она успевает коснуться земли, и распластывается на ней с раскинутыми руками, как крестьянин-единоличник в кино на последнем своем пятачке земли... Рассмотреть новоприобретения подробно удается только утром, при дневном свете. У Горычева шкура действительно больше, Заняла все свободное пространство пола, на лапах здоровенные загнутые когти; когтям Горычев особенно радуется как свидетельству того, что шкура йатурально медвежья, ибо в наш век эрзацев и синтетики мало ли ка­ кую подделку можно представить. Но цвет у нее неинтересный, одно­ образно бурый, без оттенков. Шкура, которая досталась Юргену, почти вдвое меньше, зато мех мягкий, шелковистый, а холка роскошного серебристого цвета. Красивый был бы миша, дай ему Гузь достигнуть совершеннолетия. Опытным глазом Юрген сразу прикидывает, что и как, и уже готов простить Горычеву его не совсем джентльменское поведение. -г- Мне в мою квартиру как раз такой и нужен,— удовлетворенно говорит он.— Вон какой нарядный! Здесь и здесь обрежу и повешу над диваном, как распятие. Шеф относится к приобретению соратников сдержанно, не выра­ жает ни одобрения, ни порицания. Стоя в дверном проеме, он смотрит, как разворачивают одну шкуру, другую, делает губы трубочкой и спрашивает: — Каким же образом вы собираетесь это везти? Юрген, который все уже обдумал и рассчитал, отвечает без тени сомнений: — Маленькая, если плотно сложить, в рюкзак уместится, а боль­ шую свернем вместе с палаткой —и в баул. 82