Сибирские огни, 1986, № 6
чевских кулинарных изысков. Он вообще мало ест, не хочет ронять до стоинство в глазах приезжих из столицы Сибири. Шеф, хотя Саня еще утром подробно передал ему весь разговор с Гуэем относительно Догчи и затопленного аэродрома, снова подробно все выспрашивает и громко сокрушается. — Чего переживать-то? —удивляется Гузь.— Эка беда — аэродром затопило. Не на острове необитаемом. — Я-то как раз не особенно переживаю, могу до снега здесь си деть, тем более, последний маршрут не сделан. Это вот парни мои,— кивок в сторону Юргена и Горычева,—забеспокоились, приспичи ло им... — Ну и поживите, отдохните,—уговаривает Гузь.—Скоро корюш ка должна пойти, иваси, поможете неводить —с рыбой будете. Брусни ки, я гляжу, набрали, это хорошо, а как вы к голубике относитесь? Здесь хорошие места есть, если надо — покажу. Пошишковать захотите — по жалуйста, кедровник тоже есть, дело нехитрое, шишка у нас на побе режье крупная, раза в полтора больше вашей сибирской, а Саня вон какой молодой да цепкий, на любую кедру взберется... Еще ведь бабье лето должно быть, а как же, вот непогода кончится, оно сразу и наста нет. Днем теплынь, солнышко, загорать можно, а ночью иней. Лист нач нет падать —таймень будет хорошо на блесну брать, а потом, в аккурат перед снегом, северная утка... — Иван Леонтьич,—бесцеремонно перебивает его Юрген,—вы что-то ничего не едите... Гузь кивает, но есть не торопится, задетый тем, что ему не дали до говорить. — Перед снегом, я говорю, северная утка пойдет, нагулявшаяся, ♦жирная, на землю падает —лопается от своего веса. Кряковая, шило хвость, лысуха. Это утка, не то что каменушки, которых в суп надо по две штуки на едока, чтоб навар был и чтобы сытость почувствовать!.. А таймени, Юра, ты прав, они мои. Я их всех, которые покрупней, по именам зову. Танька, Ванюха, Спиридон, Агриппина... Ямы знаю, где они стоят. Наблюдаю за ними. Спиридону нынче срок установил —в ок тябре заловлю его. Остальные пусть гуляют пока, вес набирают. Ванюха вот подевался куда-то... И тут встревает Юрген: — Все то, что вы нам обрисовали, Иван Леонтьич, напоминает рай земной, но нам с Лёней не быть в нем апостолами. Лёне через де сять дней, а мне через неделю надо быть дома, и не просто дома, а на производстве, на своих рабочих местах. Так что если начальство,—ки вок в сторону шефа,—примет решение остаться, нам вот с ним,— кивок в сторону Горычева,—придется, хочешь не хочешь, стать дезертирами трудового фронта. — Раз производство, тогда конечно, — соглашается Гузь,—тогда только морем. Только МРС. В это время Саня переключает внимание на себя. С недоверчи востью естествоиспытателя он спрашивает своим четким магнитофон ным голосом: — Иван Леонтьич, я не могу понять, как можно в воде отличить одного тайменя от другого. Вы же на них сверху смотрите, с берега, ви дите только темную спинку и то неясно через толщу воды. В это трудно поверить... — Ишь ты какой,—ухмыляется Гузь.—Доказательства затребовал. Ну гляди. Здесь вот берег, здесь я стою на яру над ямой, здесь солнце воду просвечивает. Таймень здесь, подо мной, я точно его спину вижу, но кто именно —пока не знаю. Отхожу сюда, бросаю туда, где таймень, камень, пугаю его, значит. Он, когда его спугнешь, всегда из протоки в речку уходит, мимо меня. Когда солнце отсюда светит, его хорошо ви дать, каждое пятнышко на боку. А пятнышки, они только на первый взгляд одинаковые, а на самом-то деле разные и по-разному располо женные. Смотреть надо. Возьми, к примеру, японцев — нашему челове 78
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2