Сибирские огни, 1986, № 6

повести Серафима Лукьянова на фронт. Сознание Высшей Справедливости застав­ ляет ее покинуть дом и семью, пойти вмес-' то мужа, прикрывшегося «бронью», на фронт. «Из каждой семьи должен быть сол­ дат»,— убеждена Серафима. «Иначе мы их не одолеем!»— горячо внушает она Матвею. Врага одолеть — вот главная задача каж­ дого советского человека той поры. И не­ обходимо, чтобы все поднялись на священ­ ную борьбу, чтобы никто не отсиживался в ожидании, пока другие сделают то, что надлежит совершить сообща. В этом и зак­ лючен основной пафос повести «Военная». Писатель поведал о женщине, прошедшей войну, о том, как сумела она подняться над личным, собственным, пусть и очень дорогим, во имя общего, главного, без чего и «собственному» не было бы возможности существовать. До Берлина дошла Серафима Лукьянова. Все пришлось ей испытать: и страх, и уни­ жения, и окопное «мать-перемать», и пер­ вую светлую, единственную и короткую любовь к командиру батареи лейтенанту Пухову... Однако для Серафимы война не закончилась с последним выстрелом. Самое страшное ждало ее дома. Еще на фронте она узнает, что против нее же настраивают ее собственную дочь, которая осталась с Матвеем, женившимся, не дожидаясь возврата Серафимы, на со­ седской Варьке Рындиной. А Варвара, поль­ зуясь ошибочной похоронкой, удочеряет и переводит Оленьку (дочь Серафимы) на свою фамилию. Таким образом Серафима теряет самое дорогое на свете, ради чего жила и проливала кровь. Деревня есть деревня. Здесь свой нрав­ ственный суд, не всегда совпадающий с общепринятыми моральными нормами. И читатель становится свидетелем, как мало- помалу мещанская подделка под правду перевешивает настоящую большую правду. Бросила, ушла от родного дитя. А куда, зачем — дело десятое. Главное — бросила. А, значит, какая она мать. Но автор не ограничивается скорым су­ дом соседей. Он идет дальше. Подлинная трагедия Серафимы в том, что ее не захо­ тела понять выросшая дочь, приняв за ак­ сиому мещанскую правденку соседей и Вар­ вары. И вот Ольгин-то суд со своей жесто­ кой несправедливостью для Серафимы страшнее всего. «...Вся эта жизнь, прожитая бурно и су­ рово, была посвящена человеку, который так непримиримо ненавидел ее. За что? Неужели только за то, что она поступила, как велела совесть, как велел разум и ве­ ликий человеческий инстинкт матери? Не­ ужели только за то, что она ушла защи­ щать землю, по которой бегала на слабень­ ких еще ножках русоволосая девочка, ее дочь? Неужели только за то, что она всеми мыслимыми силами, всем разумом и ма­ теринской любовью, совершенно не сознавая этого, сохранила овою жизнь для той де­ вочки, ее дочери?» Новые, сегодняшние наши поколения вы­ росли в мире, счастье и радости, и очень хорошо, что им не пришлось испытать во­ енных ужасов, но—предупреждает Вяч. Су­ качев-^ «только бы не забывали, что это счастье беречь надо пуще своего глаза и жизни своей, потому как добывалось оно слишком уж дорого, чтобы растерять его за здорово живешь, по лености или туго- думию». И невозможно тут не согласиться с писателем. За любовь и счастье, радость и благоденствие наш народ заплатил слиш­ ком большую цену. Алексей ГОРШЕНИН Л. П. Якимова, Б. М. Юдалевич. Сибирский очерк. Новосибирск, «Наука», 1984. «Континент будущего», гигантская строи­ тельная площадка нашей страны — Сибирь воплощает в себе дух перемен, стремитель­ ную динамику жизни. Сибирский материал обычно содержит в себе много беспреце­ дентного и уникального, злободневного и социально-острого— вот почему оибирская тема всегда была и остается благодатной нивой для писателя-очеркиста. Не случай­ но, через очерк прошли все ведущие си­ бирские прозаики, навсегда сохранив то пристрастие к фактической основе, которое стало постоянной приметой сибирской ли­ тературы. Вот почему с полным основанием авторы рецензируемой книги говорят об особой роли очерка в литературной жизни Сибири, о его теснейшей связи с прозой, драматургией, кинематографом, вообще — с культурной и социально-экономической жизнью региона. Особенность жанра под­ сказала принцип его исследования: «пока­ зать, как в движении очерка отразилась история экономического, социального и культурного освоения Сибири». Эта пере­ плетенность истории жанра и истории края стала для авторов монографии надежным ориентиром в широком и пестром материа­ ле, помогла уяснить «общую картину развития сибирского очерка за полувековой период», точнее, «наметить опорные момен­ ты его идейно-эстетической эволюции». 1 -я и 2-я главы книги, написанные Л. П. Якимовой, посвящены сибирскому очерку 20—30-х годов. Характеризуя истоки этого жанра в советской литературе, автор видел специфику развития очерка в Сибири в том, что он вырос «из осознания огром­ ных экономических, социальных и духовных возможностей этого края, его многонацио­ нальной сущности, необходимости освоения его нераскрытых богатств, природных и че­ ловеческих». С первых страниц работы автор верен обещанию: сочетать обзорный и монографи- .ческий принципы, идейно-тематический ана­ лиз произведений — с вниманием к их жан­ ровому аспекту. К непосредственному пред­ мету исследования Л. П. Якимова перехо­ дит после характеристики (о освещением интересных полемических фактов) литера­ турного процесса 20-х годов и места, кото­ рое занимает в нем очерк. В сибирском очерке 20-х годов прослеживается нраво­ описательная традиция классической рус­ ской литературы. У истоков его народовед­ ческого направления стоят имена В. Тан- Богораза и А. Новоселова, очерковая книга которого «Лицо моей Родины» явилась как бы своеобразным литературным завещанием дореволюционного писателя очеркистам со­ ветской Сибири. Широта историко-литературного кон­ текста и привлекаемого материала не по­ 167