Сибирские огни, 1986, № 6

пана музыканта в час ночного уединеШнЬ^У творческого вдохновения и бдения. Толкнув меня на плюшевый диван, Ан­ дрей Порфирьевич, не давая мне раскрыть рта, зачастил, засыпал обычной своей си­ бирской скороговоркой, уснащая ее поль­ скими смачными междометиями. — Вот, язви тебя, бардзо же ты учудил, разыграл меня! Я же думал, что в самом деле что-нибудь срочное, телеграмма из Варшавы, из ансамбля, от Риммы или еще чего-нибудь... Слушай, слушай, а ты давно из Новосибирска, как там у нас? Вообще, как ты сюда, пся крев, откуда свалился, как на­ пал на мой след? Погоди, погоди, а с тобой еще кто-нибудь из наших есть?.. Наконец, когда он кинулся в прихожую, к холодильнику, я успел сказать, как пы­ тался разыскать его в Варшаве. — Сопот?! Бывал я там, но сейчас вовсе не собирался туда, хоть и приглашали, даже в жюри. Нечего мне там делать — не мой жанр. А эстрады, всяческих джазов и шля­ геров я наслушался до одурения не только в Варшаве, но и в Германии, Венгрии, вообще в Европе, так, что иногда прямо с души воротит... — А тут, в Зеленой Гуре, что делаешь? — Пригласили в жюри, начинается здеш­ ний традиционный всепольский фестиваль советской песни. Главным образом моло. дежные самодеятельные ансамбли, хоры и певцы. Вообще, в Зеленой Гуре, пожалуй, как нигде в Польше, можно вдосталь на­ слушаться настоящей народной музыки, песни. Прямо как у нас, в Кулундинской степи или на Горном Алтае. Отсюда и «Мазовше», и «Шлёнск»— слушал, видел их?— много берут — народных песен и тан­ цев да и настоящих талантов, голосов и плясунов. Я, понимаешь, за эти несколько дней здесь их столько приметил, что взял бы многих в свой армейский ансамбль... — А над чем сам сейчас трудился?— не утерпел я, кивнув на рояль и письменный стол. — Да вот, понимаешь, дома еще нача­ то,—Андрей Порфирьевич вскочил из-за столика и, обеими пятернями взъерошив волосы, подошел к роялю, сгреб с пюпитра нотные листы.— Понимаешь, страшно ска­ зать, но кажется, что получается, ух, мать честная, моя первая симфония! Ты пред­ ставляешь, с-и-м-ф-о-н-и-я! — Торжественно, нараспев повторяя это слово, он по-дири­ жерски вскинул и развел руки, будто пода­ вая знак невидимому оркестру к исполне­ нию могучих звучаний пока лишь ему слы­ шимой и подвластной полифонии. Выбрав один из листов и возвратив его на пюпитр, он присел к роялю.— Вот, если хочешь, послушай маленький кусочек, набросок... Андрей Порфирьевич привычно размяв пальцы и наклонив встрепанною голову к клавишам, не глядя на ноты/ вполголоса, про себя, выводя какую-то уже оформив­ шуюся мелодическую линию будущей сим­ фонии, взяв несколько густых низких ак­ кордов, проиграл довольно большой отры­ вок, тональностью своей, насколько я смог разобратся, на слух схожей о русскими народными напевами. — Малость почуял, что к чему?— отки­ нувшись от клавиатуры, но, видимо, еще вслушиваясь в прозвучавшие мотивы, раз­ думчиво заговорил композитор. — Конечно, 142 в оркестровке зсе это будет по-иному... если вообще получится. 'Хочется, поййма- ешь, написать что-то самое-самое, для тебя заветное и большое, что накопилось в душе за всю жизнь и навсегда. Ясно тебе о чем? О нашей матушке Сибири, о Россиюшке родимой... Может, так и назову — «Моя золотая Сибирь»! И знаешь, так меня эта вещь захватила, особенно здесь, за грани­ цей, вдалеке от дома. Так иногда подка­ тывает к сердцу, перехватывает горло, сводит судорогой пальцы. Аж продыху и терпежу нет, честное слово! А работать над нею запоем, как бы хотелось, почти не вы­ дается времени, все забирает служба — ансамбль, репетиции и концерты, разъезды... Так что и с моей пани Риммулей-лапушкой вижусь на бегу... Вот видишь, и таскаю, вожу с собой в чемодане все эти задумки и наброски, авось удастся где-нибудь и как- нибудь побыть с ними наедине, кое-что подправить, дополнить. А тут, в Зеленой Гу­ ре, мне прямо повезло, уже не первую ночь втихаря сочиняю. Наверно, помогают в этом не только обстановка, но и то, что здесь я, как нигде близко соприкасаюсь все время с настоящей -народной музыкой, песней, да еще родной советской, отдыхаю душой и слухом от чумовой дансинговой, эстрадной и прочей тарабарщины и барахолки.. Ниче^ го не поделаешь — Европа, поп-музыка!.. Так мы прогуторили до рассвета, проник­ шего в изрядно задымленный номер через открытую фрамугу. Андрей Порфирьевич не раз присаживался к роялю, тихонько проигрывал и подпевал свои «задумки» и «заготовки», прослушанные и запечатлевши­ еся здесь, в Зеленой Гуре, польские народ­ ные напевы. А свои излюбленные сибирские — «Священный Байкал», «На диком бреге Иртыша», «Ехали солдаты со службы до­ мой» и другие мы даже пробовали спеть дуэтом... — Слушай, старик, слушай сюда! — го­ ворил он со слезой в голосе и на глазах, когда я собрался уходить — Ты пойми, пой­ ми, как я завидую сейчас тебе, ведь ты через неделю-другую будешь уже дома, в Новосибирске... Дай слово, что сразу забе­ жишь к моей мамушке, к Риммушиным старикам. Помнишь, как Лев Сергеич с Клавдией Ивановной здорово выдают ду­ этом?.. Э-эх, мать честная, как же я соску­ чился... Скорей бы уж вернуться домой, да, понимаешь, на Обь, в Заельцовский бор, передохнуть чуток, а потом закатиться в степи кулундинские, на Алтай!.. Поедем вместе, а? Верьте — не верьте, но это был не нос­ тальгический тоскливый вскрик, а живой и горячий, родниково чистый и полнозвуч­ ный распев его русской, сибирской души. Так запечатлелась и помнится мне поны­ не эта встреча на польской земле, незабы­ ваемая ночь в Зеленой Гуре... * * * На столе передо мною лежит уже замет­ но пожелтевший, обмахрившийся лист бу­ маги, где простым карандашом крупно и как-то нетерпеливо набросан заголовок — «Песня о Новосибирске», а под ним обве­ денное жирной линией довольно загадочное