Сибирские огни, 1986, № 5

— Вы кого-то цитируете?.. — Вас,— засмеялся Костромин. — А-а-а!— Красницкий перчаткой ударил по тополиной ветке, и их окутал еще не почерневший снег.—Может, и говорил в сердцах... Но сейчас я верю, что снег чище будет. Литейки не должны задымливать поселок. С ними надо что-то делать. Вы начали, другие продолжат. — Это была идея ПНП. — Мы многие годы будем вспоминать Петра Николаевича, сказал Красницкий.—Может быть, до конца жизни. Не удивлюсь, если более интересного человека и инженера мы уже с вами так и не встретим. Зато у нас навсегда останется в сердце хороший пример. Не правда ли? — Правда, —Костя помолчал и повторил: —Правда,. — А вам, Костя, в ближайшие дни придется каждый день вспоми­ нать ПНП,—добавил уже веселее Красницкий.—Приезжает Келлер. Я бросаю его на вас. Он прекрасно говорит по-русски, и мне бы хоте­ лось, чтобы вы в скором времени так же хорошо говорили по-немецки. — Едва ли...— усомнился Костромин. — Старайтесь,— уже требовал Красницкий.— Чужая речь должна быть понятной, если говоришь о деле. С Келлером нам придется долго иметь дело. Он интересуется нашими новыми разработками. Наверняка что-то купит. Следовательно, надо выгодно продать. Поэтому вникайте, учитесь, набирайтесь опыта. — Вы меня сразу наставляете, как бабушка внука перед первым свиданием... — Извините. Привычка какая-то нехорошая появилась... — Видимо, начальственная привычка... Давайте договоримся на берегу так: вы мне поручаете дело, а я его одолеваю. Но вот как, что учить и какого опыта набираться —оставьте это в моей компетенции. Вы не возражаете? — Не возражаю. — Ну и хорошо. А то я сейчас изучаю хинди, и мне трудно пере­ ключаться на немецкий... Красницкий соображал всего одну секунду, прежде чем рассмеялся. — Да ладно вам... — Я же вам говорил,—напомнил Костя,—что со мной трудно. — Всем и со всеми трудно,— обобщил Красницкий,— если у челове­ ка работа по призванию, а не по названию. Как всякая истина, эта тоже претендовала на слишком широкое обобщение. Но в этот торжественный день многим действительно было трудно. Особенно зуборезу Связкину. Он третий час подряд снова писал заявление. В доме уже все спали, а у него никак не складывалась формулировка. Последняя из них звучала так: «Прошу опять принять меня на завод, так как я уволился с него в связи со вредностью собственного характера». Потом Связкин переписал заявление, остановившись на таком окончательном варианте: «Прошу меня, кадрового рабочего, принять на работу во второ раз в связи с тем, что без родного завода жизнь у меня не получается».