Сибирские огни, 1986, № 5

заговорил — себя как болтуном пометил. Попы — те ничего, не брезгу­ ют, говорят. Тебе, сосед, как я вижу, раз ты ко мне, Кольке-сапожнику, прибился, в самый раз о душе поговорить. Но замечаю, что рано еще, не допекся... — Почему ж? — Горишь еще... Может, обиды в тебе много, может, боли, мо­ жет, силы... Для душевного разговора размякнуть надо, слабину дать. Погоди малость. Жизнь —она и тебя повернет к душе. Тогда не о те­ левизоре затоскуешь. Колька-сапожник соскочил с кровати, пошарился в темноте, и Бы­ ков услышал, как легко шлепнулись рядом с его кроватью женские сапожки. — Для кого? — поинтересовался Быков. Колька-сапожник понял вопрос. — Для Нюрки. В день этот всегда жду ее. Не заходит... Забыла. — Сколько лет ждешь? — Еще немного... — Сколько? — Двадцать два года жду,— тихо ответил Колька-сапожник.— Сапоги вот ей изладил, а она не забирает. — То-то я вижу,—сказал Быков,—что сапоги не модные... Давно стачал. — Давно,— согласился Колька-сапожник.— Но пока жду, то кажется, что и недавно. Они замолчали и больше уже не разговаривали. Так, думая каждый о своем, заснули, и Колька-сапожник, и начинающий как бы жить снова Иван Гаврилович Быков. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Прошел еще один месяц. Зима окончательно укрыла город снегом. От него уже очищали заводские аллеи, откидывая снег к стендам наглядной агитации. «Выполнить план — долг, перевыполнить — честь!» — в сотый раз прочел Владимир Нифонтович Калганов, шагая в литейный цех. Сегодня ему надо было подписать акт о приеме гидрокамеры в эксплуатацию. «Красиво сформулировано,— подумал Калганов о призыве.— Кратко и содержательно. Научились... Но призыв не срабатывает. Завод план валит снова. Его хотя бы выполнить. Сейчас лучше бы, честнее призвать так: «Товарищи! Мы не выполняем план. Дальше так работать нельзя. Выполним план при всех обстоятельствах». «Нет...— засмеялся Владимир Нифонтович.—Длинно и не вдох- новляюще. Плохой из меня пропагандист. Даже призывы у меня получаются занудные. Покойничек бы высмеял...» Калганов часто вспоминал Печатникова. Рядом с ним он чувствовал свою заземленность, ординарность. Калганова не обижало это — он знал, что свое место занимает по праву, но место его было несопостави­ мо с тем местом, какое занимал в жизни Печатников. Его смерть, пони­ мал Калганов, бьйа не просто личной драмой, а бедой для всего завода. Без Печатникова, опасался онѵзавод потеряет престиж, снизит уровень. Калганов вырос на заводе и гордился тем, что его завод поставляет про­ дукцию во многие страны мира, что ' иностранцев и гостей поражали цифры, объемы, масштабы. Калганов был свой,-заводской, и, как никто другой, знал также, что сейчас цифры и объемы отражают скорее не подъем, а упадок. Теперь, когда Печатникова нет, предполагал он, упадок этот только усилится. Машин новых выпускаем много, но на экспорт отправляем их все реже, производительность труда почти не растет, конструкторов и техноло­ гов теснят. «Печатников,—размышлял Калганов,—видел, конечно, опасные 88