Сибирские огни, 1986, № 5
отдаленный шум, но в доме Кольки-сапожника тишина была полной, без добавок. Быков подумал, что теперь мало домов, в которых ночью от луны бывает синий свет. Все больше от телевизоров. Сейчас можно было и хоккей посмотреть... — Телевизор бы купил,— сказал он осуждающе, уже, впрочем, не надеясь, что его услышат. Однако Колька-сапожник не спал. — Обойдусь,—донеслось до Быкова.—От телевизора душа неме ет. Пока в него пялишься — луна уйдет. — Что тебе луна? Зачем? Тебе бы жену. — Жена уже была.., — Куда ж делась? — Сплыла.., — Баба с возу — кобыле легче. Так, что ли?.. — Нет,— ответил Колька-сапожник,— мне не легче. Мне тяжелее. У меня, сосед, все сплыло: и баба, и жизнь, и шмотки. Но жалею толь ко о ней, о бабе. — Поди умерла?.. — Нет, она не умерла — я умер. — То есть как?! На балалайке играешь — еще живой, выходит. — Дым один остался... Много таких: живут, но это видимость у них одна. Быков услышал, как Колька-сапожник зевнул. — Теперь,— пояснил он,— на балалайке раз в году играю. Вспоминаю... — Забавно... Играешь редко, но хорошо. Не забыл... — Забыть трудно. В каждый дом приглашали: «Поиграй, Коль ка». В каждом доме угощали. Жил шумно, душа гудела, весь свет любил. Наживать добро не умел — норов у меня некрестьянский. Не говорить — петь хотелось. Из любого дня праздник мастерил. А жизнь не праздник, она вся по нормам расписана. Вот мы и разошлись с жизнью. Сначала Нюрка ушла, потом по глупости в тюрьму сел, по том... Потом и сказать нечего... — Купи телевизор,—посоветовал Быков.— В нем праздничных людей много, веселее будет. — Они не праздничные,— возразил Колька-сапожник.— Они ^ря женые. Праздничным я был... Зайду в дом — все улыбаются. Сейчас радоваться некогда. То на стенку надо заработать, то на дубленку, то на бабенку... Спешат, спешат и... плавает луна незамеченная. Шмотки людей гнут, к сладкой норме приучают. Отвыкать от нее, все равно что ногти самому себе рвать. А вдруг опять как в сорок первом? Что будут спасать: шмотки‘или что подороже? А? .— Где ж ты праздничных разглядеть хочешь? —спросил Быков, отчего-то недовольный словами Кольки-сапожника. В них было то, о чем и он в последние недели думал, но говорения сапожника его чем- то задевали.—Живешь, как сыч, один, телевизор не смотришь, друзей у тебя нет... У нас вот в цехе ребята работают, конструкторы, не чета нам с тобой. Они тоже спешат, но они, как ты говоришь, праздничные, они не шмотки спасать будут, разглядят всё. А ты с одной луной бесе дуешь и хочешь разглядеть что... хочешь. _ Не с одной! — Быков увидел, как Колька-сапожник приподнял ся на кровати и вскинул руку вверх.^ — Я еще с ней беседую, с душой. — Ну, и что она тебе присоветовала? _ Освободись, говорит. Освободись от всего. От зависти и ко рысти, от суеты и хворости... —• И как, освободился? — Х-а-ха,— засмеялся Колька-сапожник,— Не принимает нонеш ний человек разговора о душе. Сразу подозрительным становится, ехидным. Душу так высмеяли, что теперь ей веры нет. Раз о душе 87
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2