Сибирские огни, 1986, № 5
Когда Крот появлялся —дом оживал. Крот сыпал шутки как моне ты — они звенели и брякали. Он любил порезонерствовать в красивом и уютном доме, хохотнуть над иронией молодого Костромина, почти тельно внимать Вере Вениаминовне и с наслаждением наблюдать за новой очаровательной женщиной, появившейся, видимо, у Костроми- ных надолго. В этот раз это был не Крот. Насупленный, неразговорчивый, раз драженный, он словно пришел по нелегкой для него обязанности. — Что,— спросила участливо Вера Вениаминовна,— был тяже лый день? — Тяжелая ночь. — Опять кого-нибудь не вытянули? — Я был... пришей-пристебай. — То есть?! — Ах Вер'а Вениаминовна,— недовольно отмахнулся Крот,— Вы совершенно не знаете жаргона. Он замолчал. Понемногу Крот оттаивал. Он поел, напился чаю, закурил трубку. — Как вы обходитесь в клинике? — усмехнулась Вера Вениаминов на.—Вы же там сами запретили всем курить. — В нашем городе,— отрезал Крот,— для начальства закон не писан. Меня терпят. Больше Вера Вениаминовна не донимала его вопросами. Она зна ла, что Алексей Павлович все равно разговорится. Крот вначале пошел осматривать Леночку. Минут сорок он не по являлся. Вышел от нее довольный, уже совсем домашний. — Везет же некоторым,— заявил Крот так, чтобы слышал и Кос тя.— Везет. Скинь я лет тридцать, даже двадцать,—увел бы Елену Владимировну, увел бы. Доводилось... — Вы бы увели меня,— непререкаемо сказала Костромина. — И вас,— согласился Крот.— И вас. Но потом. Лет через... де сять. Сначала — Елену Владимировну. Не женщина,— подарок судьбы. Умна, красива, скромна, молчалива, независима и наверняка родит двойню. — Сколько? — спросила Леночка, выйдя из комнаты уже прина ряженная. — Двойня — это значит двое. Трех сорванцов не обещаю. — Не может быть... — Может. Еще как — может, Потом профессор так долго сидел у Кости, что Вера Вениаминов на забеспокоилась — не нашел ли он что-нибудь тревожного у сына. Она прислушалась. Нет! Они весело болтали. «Почему он сегодня совсем не обращает внимания на меня? — по думала Вера Вениаминовна.— Как будто говорить со мной не хочет». Костромина не ошиблась. Крот пришел в дом. Костроминых с пе чальным рассказом. За сорок лет врачебной практики смерть он так же хорошо изучил, как и жизнь. Он знал ее приметы, ее цвет и запах. Он служил жизни, но обслуживал и смерть. Алексей Павлович Крот был с горем в панибратских отношениях. Тем не менее привыкнуть к увяданию он не мог. Оно вызывало протест, несогласие, смерть всег да хотелось оттянуть, отбросить. Борьба с увяданием закалила его, но всесильным не сделала. Вот почему смерть пациента была для него личным поражением. Такого пациента, как в минувшую ночь,— тем более. Крот едва ли бы собрался рассказать, если бы не случайный воп рос Кости: — Где были в командировке? Что видели? — Сейчас, сейчас... расскажу. Крот засуетился, выбежал в гостиную, всех вдруг созвал, снова потребовал чаю, снова закурил и снова пообещал: — Сейчас, сейчас... сейчас. 77
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2