Сибирские огни, 1986, № 5

доровался с ними, вошел в подъезд и увидел, что почтовый ящик полон корреспонденции. Дома никого не было. На столе лежала записка от Лизы: «Не толь­ ко тебе ездить по командировкам. Укатила на неделю в Иваново. Поз­ вони директору —ждет звонка. Холодильник постаралась забить. Все еще люблю. Жена». Печатников повертел записку, надеясь в ней вычитать больше, чем было. Патом недовольно швырнул записку на стол и спустился вниз за корреспонденцией. В почтовом ящике лежал пакет без всяких штампов и адресов. В углу пакета знакомым до боли почерком было выведено: «Профессору Печатникову в знак дружеского расположе­ ния». Это был почерк Василия Львовича Воскобойникова. У Печатникова заныло сердце. Впитанная им московская сты- лость напоминала о себе. Печатников открыл холодильник, достал еды, вскипятил чай. И только когда согрелся, сел тут же, на кухне, вскрыл, задыхаясь от' бешеного сердцебиения, пакет и прочел на титульном листе: «Пояснительная записка». «Что за черт?! Какая пояснительная записка? К чему?» Он перевернул страницу и увидел конструкторски четкий рисунок, изображающий площадь с веером улиц. С каждой улицы несся поток автомашин на человека, растерявшегося на площади. Идти человеку было некуда, все перекрыто. Человек смотрел в одну сторону, ноги его шли в другую, а руки обращались, как с мольбой, к третьей стороне. Жирная красная стрела, сделанная фломастером, пересекала весь ри­ сунок, пробивая голову разладившегося пешехода. — Это я,— поясняла подпись на рисунке. Печатников перевернул еще одну страницу и прочел: — Уважаемый Петр Николаевич! Я перехватил в министерстве вашу местную секс-бомбу, красивую, как царица Савская, и глупую, как застольная речь. Ее особые приметы: Галина Смокотина, хорошо развитая грудь, работает у вас в центральной заводской лаборатории и хотела бы выйти замуж за москвича. Я гарантировал ей замужество с достаточным на то основанием. В обмен на любезность она обещала бросить пакет с моей пояснительной запиской в ваш почтовый ящик. Далее в конце страницы тем же красным фломастером Василий приписал: «Желательно царапнуть взором и следующую страницу». Печатников быстро откинул лист. «Петенька! — прочел он, и горло его перехватило волнение.—Тебе однажды придется, друг мой, освоить пояснительную записку не к про­ екту, а к жизни. Ты уж потерпи. Хотя бы для того, чтобы ты разбирал­ ся в людях так же хорошо, как в станках. По моим наблюдениям, Пе­ тенька, ты тут не профессор, а аспирант. Извини за ёрничество, но даже в высокий и печальный час откровения мне не хочется быть постным и строгим. Допуск на шутку у меня не в микронах — в сантиметрах. Знаешь, Петька, меня что-то держало, когда ты был в Москве. И еще дня три после. А потом я забрел в одну церковь. Раньше не бы­ вал в ней, хотя в свое время Глафира потаскала меня по церквухам и соборам. Это недалеко от ВДНХ, на задах у блистательного «Кос­ моса». Стоит церковь не на лобном месте, как обычно, не на холме, а во впадине, среди старых и новых гостиниц, в месте суетном, но здесь — представь! — как островок тишины и утерянной московской благости. Может, потому я и зашел. Хотя и другое не исключается... В русских живуч вирус церковности. Мои старики на что были комис­ сарами, но и они чаще всего уважительно молчали, когда наша братва лихо высмеивала все божеское. Века, друг мой, медленно перечерки­ ваются. Да еще в нашей стоглавой Москве, а не у вас в Сибири, без­ божной и еретической изначально. Было утро, Петька, моросил дождь, но уже в открытую церковь заходили одинокие старухи. Они шли к богу по широкой лестнице, на­ поминавшей мне отчего-то вход в роскошное дворянское собрание, а не в юдоль печали и смирения. Я приотстал, вчитался в расписание все­ 67 3 *