Сибирские огни, 1986, № 5
«И ты снова получишь большие деньги», —подумал Петр Нико лаевич и спросил: .— А вы как полагаете? Не Фрост ли? — Господину .Фросту поджигать тяжело. Но господин Келлер считает, что без господина Фроста пожара не было бы. — И велики убытки? — Господин Келлер их возместит. Его дом застрахован. Счастли вого пути,господин Печатников. Адвокат раскланялся и исчез. Теперь он был, заметил Печатни ков, не в желтом, а в черном вельветовом костюме, но ему можно костюмы не менять — в любом из них он. одинаковый: неприметный, безликий, стертый. Забываешь, какой он уже через минуту. Ну и стра на: легионеры становятся бизнесменами, бизнесмены —поджигателя ми, а адвокаты бесстрастны, как пни. Пошли они все к черту! Скорей бы домой! ...В Мюнхене Печатников забыл, что уже глубокая осень. Москва о ней напоминала на каждом шагу дождем, хлипким снегом, желтым листопадом, пронизывающим ветром, зонтиками, безлюдьем там, где не было магазинов. В Москве сибиряк мерз чаще, чем в Сибири. Он ненадолго согревался в толчее метро, но едва выносило на поверх ность, как его охватывала стылость. У него немели пальцы, хлюпало в носу и болью наполнялось сердце. Петр Николаевич в гостинице настрочил отчет, сдал его в мини стерство, но, к сожалению, Фетрова (рабочая неделя кончилась, и Дмитрий Станиславович уже ускакал на дачу, в Тарасовку) не застал. Печатников поспешил к Воскобойниковым. Петр Николаевич помнил, что Васька был сильно уязвлен, когда он в прошлый раз впервые в жизни не остановился у него. И еще более уязвлен был при разносе в кабинете Фетрова. Теперь Печатникову хотелось понравиться Васьки ной жене, хотя он не знал, как это сделать, а главное — ему важно было договорить с Васькой недоговоренное, понять истоки его тревоги и растерянности. Тогда, в Домжуре, он показался ему горьким, одино ким и заброшенным, а в кабинете у Фетрова просто трагичным. Улетая в Мюнхен, Печатников не предполагал, что в Москве, вер нувшись, он снова, как встарь, поспешит к Ваське. Он затосковал по Ваське и Глафире, едва хватанул промозглого московского воздуха, привычного и родного со студенческих лет. Его вела к ним смутная надежда, что он снова почувствует себя у Воскобойниковых как у родных. Мы все с трудом перешагиваем через прошлое. Печатников не был исключением. Ему тоже хотелось верить в старую пропись: дружба, как и вино, от времени крепнет. Ключа теперь у него не было. Он деликатно нажал на звонок квартиры Воскобойниковых. Ему никто не открыл. Он нажал снова. — У них никого нет. Все на кладбище. Василия Львовича поеха ли хоронить, — сказали ему с лестничной площадки этажом выше. ...Петра Николаевича Печатникова несколько дней после похорон Воскобойникова преследовал вой Глафиры. Как могло столько страшного звука вырываться из старухи? Визгливое отчаяние и глу хие рыдания, бессвязное и ужасное бормотание с непонятными догад ками, предположениями и уточнениями, стонущее горе и пугающая окаменелость, когда на прах Васьки, скрытый в гробу, каждый бросил кусок стылой земли, словно дремали в Глафире, ждали своего страш ного часа и вот теперь, когда он наступил, проявились разом. Казалось, Глафира оплакивает не только Васькину, но и свою жизнь. — Ва-а-а-сенька-а-а!—звенело в голове Печатникова в троллей бусе, в метро, в гостиничном номере. Слабая и старая Глафира охва тила своим криком всю огромную Москву с ее министерствами, парка ми и вокзалами. Москву, в которой теперь не было Воскобойниковых и ^же никогда больше не будет. Правда,,, осталась жить женщина с фамилией Воскобойникова — 64
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2