Сибирские огни, 1986, № 5
за пост не стану. Мне достатка и -власти-, уважения и- йервотрепки уже хватило. Но лучше для всех нас не уйти, а попробовать, попытаться, доказать, что мы можем. У нас резервов непочатый край. Резервов ума, души и совести, о которой до меня так правильно и трогательно говорили. Утенин помолчал, ухмыльнулся: — Я должен заметить, что в своем выступлении рабочий Корму- шин допустил, скажем так, несколько неточностей. Во-первых, поро дистую собаку кормят не три раза в день, а только два. Зал взорвался хохотом. — Какая принципиальность! — крикнули директору. Контакт меж ду Утениным и залом мгновенно нарушился. — Дело не в принципиальности, а в точности,— оборвал хохот Утенин.— Простим Кормушину горячность. Я хочу просто, чтобы кол лектив знал: Кормушин действительно ездил со мной на охоту. Но официального права для охоты у него, как я узнал, не было. Поэтому я не разрешил ему пользоваться ружьем. Кормушин взял ружье без разрешения. Как можно было на него воздействовать? — Словом,— подсказал зал грубо. — Пытался. Не подействовало. Пришлось припугнуть собакой. В ответ Кормушин ее убил. Вот такая неприглядная история... — Вы бы поменьше охотились,— посоветовал зал,— меньше было бы неприглядных историй. — Справедливое замечание,— согласился Утенин.-—Выводы для себя сделал. Думаю, что больше никаких охотничьих историй не бу дет. А коллектив, как надеется директор,— добавил он с покоряющей веселостью,— тоже сделает для себя выводы и начнет работать гораз до лучше, чем это ему удавалось до сих пор. Другая сейчас нужна работа. . . . ...Когда Ордынов оделся и чуть ли не самым последним закрыл за собой тяжелую дверь Дома культуры, заводской поселок погру жался в вечернюю темноту. В окнах выключали свет. За тусклым фо нарём еще одним фонарем висела1зимняя луна. Было холодно. Мороз набирал градусы. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Артемий Николаевич Связкин сидел дома за письменным столом сына и в десятый раз переписывал заявление об увольнении с завода. Он твердо решил уволиться, считая, что больше на заводе ему, унижен ному, делать нечего. Без уважения профессор работать не мог. Связкин брал чистый лист и уверенно писал только одно, первое, слово — «Заявление». Затем .он медленно, но все-таки еше споро выводил: - — Прошу уволить меня с завода в связи... Это «в связи» его останавливало. Как законник, он знал, что в за явлении оно должно обязательно быть, и поэтому очень хотелось обой тись без него. Но не удавалось. Вечный казначей цеха помнил, что во всех заявлениях есть «в связи». Следовательно, и у него должно быть. Иначе ни начальник цеха заявление не подпишет, ни в общественном, ни в штатном отделе кадров его не примут. Если увольняешься — из воль объяснить причину. Без нее учет пострадает. А как ее объяснить, причину эту, если она сидит в самом сердце, саднит душу? Он не Лев Толстой и не Чингиз Айтматов, он не напишет, чтобы всем понятно было и чтобы никто не подумал, что он от позора увольняется. Первый раз он написал так: «Прошу уволить меня с завода в связи с несправедливым отноше нием к рабочему человеку». . і< Написал и прочел заявление жене и сыну, во
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2