Сибирские огни, 1986, № 5

перец нельзя... В общем, я за вами послежу. Вам — фрукты и овощи. Мой внук должен родиться здоровым и, надеюсь, он будет гораздо лучше, чем его нелепый отец. — Начинается!—озорничал Костя, кувыркаясь на тахте. Командующий отдает приказ о наступлении. Берегись, Ленка!. Она тебя изведет советами и эрудицией. — Не изведу,— пообещала Вера Вениаминовна.—•У меня развито чувство меры. Однако уймитесь: сейчас — сюрприз. Полагаю — послед­ ний. Абрам! Вы, слава богу, сегодня не женитесь? — Ни сегодня, ни завтра. Такие, как Лена, в меня не влюбятся. И в таких, как Лена, я не влюблюсь — сознаю свою ординарность. — Ну и хорошо. Как одинокие и свободные от тяжких пут семей­ ственности люди, мы с вами пойдем на кухню за сюрпризом — его надо катить. Лена и Костя! Сидите рядышком, не целуйтесь и испытывайте трепет. Вера Вениаминовна и Абрам ушли. Костя тут же пренебрег советом Матери, приподнял Леночку и закружил ее по комнате. — Никого не хочу, никого не хочу,— в напевном шепоте повторял Костя.— Хочу вдвоем, хочу вдвоем... Через минуту Абрам, отдуваясь, вкатил, завернутый в марлю, огромный шар. — Что это? — торжествующе спросила Вера Вениаминовна. — Это арбуз,—объявил Костя уверенно. — Негодяй! — возмутилась Вера Вениаминовна.— Я таила, таила, а он с ходу, с полным пренебрежением к тайне раскрывает ее. Никогда тебе этого не прощу. Тем более что арбуз уникальный — в нем девятнад­ цать килограммов. Я привезла его на «скорой помощи» — специально просила машину. Над ним надо священнодействовать, исполнять какой- нибудь культовый ритуал. Арбуз ели у камина. На полу стоял огромный никелированный таз. В него выплевывали семечки и сбрасывали корки. Камин, по мнению Абрама, разожгли рано. Сумрак наползал, но за окном было еще светло. Голубовато-алый вечер поражал безветрием. Как приваренные, торчали на одном месте в небе ошметки застывшей тучки. Эта неподвижность была словно заказана Абрамом Богословским. Богословский понимал, что уже в понедельник, в нервных и постоян­ но меняющихся заботах и суете цеха, потускнеет и сегодняшний день, но одно из него уже не уйдет — красота неожиданно расцветшей Леночки Калгановой. Ему, как никогда в жизни, было пронзительно жаль самого себя. Он не влюбился в Калганову и не завидовал Косте. Что ж, богу — богово. «А слесарю — слесарево»,— припомнил он шутливо и подумал, что пора бы, чтобы и его тоже полюбили. Хоть кто-нибудь... — Видно, не заслуживаю, —сказал он вслух. ’ — Заслуживаете,— возразили ему. — О чем это вы?— обратилась к Абраму Вера Вениаминовна. — О своем,— рассмеялась Леночка, подложив в камин две сос­ новые чурочки. Абрам перепугался: неужели его поняли? Кошмар, заговаривать­ ся стал... маразматик. — Что же я заслуживаю? — спросил он у Леночки недоверчиво. — Того, о чем вы подумали. Я думал об уважении,— насупился Абрам.— Сегодня утром, по дороге к вам, меня оскорбили. И он рассказал о встрече с обрубщиком и его женой, крановщицей Клавкой. — Ах, вот ты почему сегодня такой чумной,— вывел обрадованно Костя.— Плюнь ты на этих куркулей. Плюнуть могу,— сказал Абрам.-—Понять не могу. — Ладно, отойди,— попросил Костя,— Почитай стихи Очень прошу тебя — самое время. 26