Сибирские огни, 1986, № 5
помине, и на попутную машину рассчиты вать не приходилось: почти все они были на фронте. На Чуйском тракте в воєнную годину караван верблюдов можно было встретить чаще, чем автомашину. Не обходилось без приключений. Алек сандр Павлович вспоминает, как однажды ночью они увидели сбоку, на пригорке, огоньки. Вначале подумали, что это село какое-то и они заблудились, но вдруг за метили, что огоньки движутся. Догада лись: волки! Целая стая. Около часа они двигались за Ними и, наверно, только то спасло ребят, что у них оказались спички и они на ходу жгли пучки соломы. Кое- как добрались до заимки «Зеленой», где жили знакомые старик со старухой, и здесь остались до утра. На всю жизнь запом нили, как светятся в темноте волчьи глаза. В другой раз (это я слышал от Жари кова) их застиг в пути буран с мокрым снегом, опять ночью. Они сбились- с пути, одежда на них промокла, залубенела от мороза. Лишь по счастливой случайности, уже совсем обессилевшие, они вышли к мясосовхозу, где жил дядя Жарикова. Упали в его хате на пол и проспали чуть не сутки. Так жили. А как учились? Александр Павлович рассказывает: — Василий неважно учился, хотя был способнее всех нас. Математику, теорети ческую механику, физику, по-моему, тихо ненавидел. К своей будущей специальности относился равнодушно. Мы, бывало, охот но ходили на слесарную, станочную прак тику, о практическом вождении и говорить не приходится! А его даже вождение не привлекало. Любил он, пожалуй, * только литературу. Много читал. Книги у препо давателей брал, в техникумовской библио теке художественных книг почти не было. Сочинения хорошо писал. Мы за урок листочка три-четыре осилим, а он за это время десяток накатает, да еще как! Пом ню, сочинение о 1917 годе так у него на чиналось: «Словно два великана, вздыби лись в смертельной схватке два строя». Анна Родионовна, учительница русского языка и литературы, от такого начала при шла в восторг. Вошла в класс и говорит: — Сейчас я вам лучшее сочинение про читаю! Михаил Людвигович Еленек добавляет: — Читала нам Анна Родионовна и со чинение Василия о Челкаше. Расписал он его доброту и благородство не хуже, чем сам Горький. Анна Родионовна Малороссиянова (рож дения 1911 года), счастливая свидетель ница пробуждения литературного дара Василия Шукшина, живет теперь в Ново сибирске. Как я надеялся дополнить рас сказы учеников ее воспоминаниями, но, увы! На мое письмо, даже два письма, она ответила, что, к сожалению, совсем не помнит ученика Васю Попова и вообще у нее «мало что осталось в памяти о ра боте в автотехникуме». Ее брат Георгий Родионович Мещеряков, тоже бывший пре подаватель техникума, проживающий в Бийске, в беседе со мйой подтвердил, что они с сестрой пытались как-то вспомнить Василия Попова, но. .ничего вспомнить не могли. Друзья Василия рассказывают, что был у него в техникуме необычный блокнот: обложка металлическая, на шарнирах, на верхней — распятие изображено, словом, от какой-то церковной книги. Внутри — нарезанная бумага, тоже из церковной книги (настоящей-то не было). — Даже штаны протер этой обложкой в двух местах,— вспоминает Жариков.— Чуть выдастся свободный час — вынима ет свой блокнот с распятием и что-то стро чит. В это время к нему не подходи. Не редко и на «любимых» своих уроках (математике, физике) этим делом за нимался. • Слушая Николая Васильевича, я вспом нил вычитанную в чьих-то воспоминаниях любопытную деталь: актер Шукшин, ре жиссер Шукшин, как только наступал пе рерыв в съемках, вынимал из кармана тетрадь и, отключившись от всего, прини мался писать. Выходит, такая привычка была у него еще в техникуме. А может, и раньше? За церковный блокнот и фамилию (По пов) его прозывали то папой римским, то баснописцем (по словам Еленека). Блокнот он не показывал никому, но кое-что из на писанного читал друзьям. Им запомнился его рассказ об автомобиле на воздушных крыльях. Написан он был между строк ка кой-то книги, а Дмитрий Степанович Ротов даже помнит, что там был и рисунок: ма шина, похожая на ЗИС-5, на крыльях пе релетает через реку... Писал Василий много и упорно. Жариков рассказывает, что в общежитии под кро ватью у него был целый мешок с рукопися ми. А Борзенков говорит, что писать Васи лий начал еще до техникума, в Сростках. И не раз читал ему свои сочинения. — Приду к ним ночевать —- заберемся на полати и читаем. — О чем же он писал? Александр Павлович вздыхает, жмет пле чами, виновато улыбается. — Сорок лет прошло... Пьески у него ка кие-то были. — О чем? — Помню, одна так начиналась: «Зана вес поднимается». А дальше — хоть убей... — Может, у кого-нибудь сохранилась хоть одна рукопись? — Что вы! Им никто серьезного зна чения не придавал. Считали за ба ловство. — Ну, а помните вы, как он ушел из тех никума? — А он не ушел. Его исключили. Вот новость! — Как же это случилось? — Однажды, уже на третьем курсе, свели нас на урок английского языка две группы сразу — это человек шестьдесят. Василий, как всегда, устроился на последней парте, достал свой блокнот. Нина Семеновна раз его предупредила, чтобы не занимался пос торонним делом, другой раз, а на третий он... в общем, выдал грубость. Невзначай, я думаю. Буркнул себе под нос, а услышал весь класс. Нина Семеновна с урока ушла. А на следующее утро в коридоре вывесили приказ директора: «Исключить». Как сей час, помню: фиолетовыми чернилами на тет радном листке. . — Переживал он? 157
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2