Сибирские огни, 1986, № 5

у его тетки в переулке Цеховом, 2. При­ чем рассказывает такие подробности, ко­ торых выдумать нельзя: как жили всеме­ ром в одной комнате, вылавливали лес в Бии, пилили на дрова и продавали, чтобы прокормиться; грузили мешки с цементом на баржи; за два вечера зарабатывали по сотне рублей — на булку хлеба. Но это не все. Каждый, кто знакомился хотя бы с одим личным делом Шукшина, вероятно, помнит, что его трудовой стаж начался в мае 1947 года, со дня поступле­ ния слесарем-такелажником в московскую контору треста «Союзпроммеханизация». Если поверить Борзенкову, то целый год жизни Шукшина куда-то пропадает. Где он был этот год, что делал,— никому не ведомо. И не верить Александру Павловичу мне было очень трудно: ведь самый близкий друг Шукшина, к тому же его троюрод­ ный брат. Кстати, они и внешне очень по­ хожи друг на друга. Выручила сохранившаяся у Жарикова фотография их учебной группы, датиро­ ванная 11 мая 1946 года. Увидел я эту дату и вспомнил слова Борзенкова: «Мела поземка». В середине мая она уже мести не могла. Стало быть, Василий Шукшин (он есть на фотографии) ушел из технику­ ма не ,в 1946-м, а годом позже. Чтобы разобраться с этим, мне приш­ лось трижды съездить в Бийск, слетать в Усть-Калманку, написать добрый деся­ ток писем. Но хоть с датами и вышла заминка, друзья-однокашники Василия Шукшина рассказали о нем немало интересного. У них нашлось несколько редких фотогра­ фий техникумовского периода, которые мне, например, видеть раньше не при­ ходилось. На одной из них они снялись всей груп­ пой, 16 человек, на опушке леса, в мае 1946 года. Шестнадцатц-семнадцатилетние ребя­ та с худыми от недоедания, но отнюдь не постными лицами; замызганные фуфай- чонки, кепочки, сапоги —обычная одежда тех лет; сниматься им, видно, было в ди­ ковинку; одни, явно позируя, смотрят вдаль, другие смущенно улыбаются: пожа­ луй, лишь Шукшин (он в центре) смотрит в объектив без робости, даже с озорова- той улыбочкой. Какой он здесь маленький, худенький, однако на вид петушистый — в фуфайке нараспашку, кепчонке на­ бекрень. У Николая Васильевича сохранилась и поясная фотография Василия Шукшина тех лет. Лишь слабо напоминает Шукшина этот худенький вихрастый паренек в мя- том-перемятом пиджачишке и темной ру­ бахе со светлыми пуговицами, сшитой, вероятно, матерью. На оборотной стороне фотографии крас­ ными чернилами написано: «На память другу Жарикову Н. от Попова Василия». В техникуме, как и в школе, он был не Шукшиным, а Поповым, по девичьей фа­ милии матери. Об условиях учебы в техникуме в воен­ ные и первые послевоенные годы подроб­ но распространяться нет надобности. Они хорошо известны: голод, холод, нехватка учебников, бумаги и многого другого. Но об одном эпизоде все же хочется Пове­ 156 дать. Вот как рассказал о нем Александр Павлович Борзенков: — Фуфаечка у Василия (наверно, за метили на фотографии) старенькая была рукава короткие, а рукавиц совсем не име­ лось. Марию Сергеевну в ту зиму совсем бедность одолела, не сумела даже рука­ вичек сыну связать. А к середине зимы и пимы у него развалились. У нас они тоже ношеные-переношеные были, но хоть ре­ монту поддавались, а у него и заплате уже не на чем держаться было. Переобул­ ся он в сапоги с теплыми стельками, - но много ли в них находишь на сорокагра­ дусном морозе да еще без рукавичек? Заметила его беду учительница англий­ ского языка Нина Семеновна, полная та­ кая, немного чудаковатая женщина, эва­ куированная из Ленинграда. По ее сло­ вам, она была природная англичанка. Правда ли это, не .знаю, но английским она владела в совершенстве, лучше, чем русским. Василий англичанку очень ува­ жал, хотя не упускал случая подтрунить над ней: уж такой характер был. Нина Семеновна любила про свою кошку рас­ сказывать (забыл, как ее звали). И вот, как войдет в класс, Василий с невинным видом и подбросит ей вопросик о кошке. Та от чистого сердца примется рассказы­ вать, смотришь, десять минут урока про­ летело. На радость всей группе. Так вот, однажды на уроке говорит она Василию: ' — Па-пов! Приходи вечером ко мне, сошью тебе напульсники. Мы и слова такого сроду не слыхали, кое-кто, понятно, в смех. Спросили. — А что это такое? С чем их едят? — Увидите. В Англии в большие моро­ зы бедные люди так делают. Ладно. Наступил вечер, пошел Василий англичанке дров поколоть. Мы учительни­ цам всегда дрова кололи. Им помощь, и нам кое-что перепадало: то пара драников (котлеты из тертой картошки), то еще что-нибудь. Голодные ж были, как волча­ та. По карточке шестьсот граммов хлеба давали да в столовой трижды в день — глиняную мисочку баланды из гнилой картошки с капустой. А мы ведь росли... Вечером, уже поздно, сидим у себя в комнате в общежитии, у нас самая боль­ шая комната была, 14 человек жило, и сама^ холодная. Слышим, в коридоре: тук-тук. Чьи-то каблучки. Не иначе, ду­ маем, дежурная учительница с проверкой. Они нас не забывали. Но вот открывается дверь и входит Василий. Глянули на не­ го — мать честная! К рукавам фуфайки этакие приставки пришиты из красной шерстяной кофты, а на ногах —дамские войлочные боты на высоких каблуках! Мы за животики схватились. Но смех смехом, а что делать, если ходить парню не в чем? Так в напульсниках да ботах он зиму и обма­ нул. Каблуки, правда, мы ему сразу то­ пором оттяпали. Из техникума в Сростки друзья ходили пешком — повидаться с родными, помыть­ ся в бане, запастись сушеной картошкой, табачком. Переправлялись на лодке через Бию. (если льда не было) и шли напря­ мик через лес. На дорогу уходило часов пять-шесть. Автобусов тогда не было в