Сибирские огни, 1986, № 4
нили план. Станок со стенда вытолкнули. Правда, по кооперации, производительности, снижению себестоимости задания сорвали, но это уже грех второго пошиба. Когда есть объем, от остального еще можно отболтаться. Остальное дотянем к концу Рода, да и министра к тому времени уговорим скостить с плана. Ничего, перемелется — мука будет. Утенин проснулся с твердым намерением снова задремать, понежиться, но зазвонил телефон. — Леша! — услышал он повелевающий призыв жены.— Возьми трубку. Утенин чертыхнулся, не открывая глаз, протянул руку к журналь ному столику, на котором стоял телефон. Господи! Звонил прохиндей из управления лесного хозяйства. Он числил себя в друзьях, а Утенин поддерживал в нем иллюзию. — Сезон кончается, —гуднул Утенин в трубку. —Какая охота?!.. Договорился? Большой дипломат ты —со всеми договориться способен... Ну, ну, стой на том. Другие, правда, не на том -стоят... Сам догадайся... Да, я такой же, как и ты, но это, знаешь, не воодушевляет!.. С чего мне зазнаваться?.. План? На соплях вытягиваем... Гордиться нечем... Утенин бросал в трубку короткие, невежливые фразы, ничуть не заботясь о том, обидятся на него или нет. — Да не могу я,— повысил он голос.— Не везет мнр,с охотой в последнее время. Чару убили... Как, как! Вот так... Убили и все. Нашелся один стрелок. Нет, еще не рассчитался... Впереди расчет. Ну, будь здоров! Давай! Брюхо себе не подстрели... Утенин положил трубку, поднялся, прошел в ванную, побрился, оделся. Ему захотелось на дачу. Тишина в большой городской квартире раздражала его, а на даче успокаивала. Жена давно бодрствовала. Она говорила, что ее донимает бессонница, но Утенин считал, что донимает, потому что она днем спит. А-а, пусть спит, когда хочет. Что ей делать днем?! Его нет. Дочь вышла замуж и уехала от них, дачный сезон кончился, а-Чару убили... Тьфу, напасть какая-то. О чем бы не думал в последнее время чтении, сходилось все на том же — на Чаре. Очень он любил свою псину. Ничуть не меньше, чем жену. Какой там: даже больше, гораздо больше. Жена надоела ему давным-давно. Когда был помоложе, легко и при каждом подходящем случае изменял ей. Но разводиться — боже оборони! Утенин знал, что при разводе жена испепелила бы его положе ние и судьбу, пошла бы по друзьям и всем мыслимым инстанциям, целиком, даже с лихвой, выложив информацию, накопленную за долгую и не безгрешную жизнь. Нет уж! В одном возке легче везти груз, к которому привык. Да и как без нее гостей принимать?! В гости к Утениным ходить любили, хотя даже друзья чуть ли не в открытую посмеивались над директорской женой. Ну и что?! Зато как ели, как пили, какие анекдоты рассказывали, какие фильмы смотре ли! Утенин за границу без кинокамеры не ездил. Турист он был заядлый и изобретательный. Он снимал не только минареты Стамбула и дворцы Парижа, но и хорошенькие женские фигурки на фоне дворцов-, нелепые лица с открытыми от удивления и восхищения ртами, детей, п’икающих на статуи, лошадь, к хвосту которой привязан колокольчик, похоронную процессию с пузатым священником во главе, хиппи, валяющихся на газонах, ^полицейского, застывшего на посту в поцелуе с грудастой красоткой. Конечно, в каждом фильме присутствовал и сам Утенин І о он сидел на верблюде, то на слоне, то поднимался в горы, то спускал ся с них на лыжах. В кадре, рядом с ним, обычно торчали эффектные Друзья откровенно похмыкивали, переглядывались, но жеш Утенина эффектные женщины не задевали. Весь безразличный вид е говорил: никуда Алеха от меня не денется, приручила. «Так и есть,— вздыхал Утенин,— куда я денусь?! К старости иде и скорее всего к старости беспокойной. Времена 'резкие приходят», 50 #.-*■
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2