Сибирские огни, 1986, № 4
«Вот тебе и на,— думал, недоумевая, директор,— в литейке цветы заводят, а на передовой сборке разовые наряды рвут. Кто же, выходит, лередовой? Литейщики. М-да... Не заливает ли восторженный мастер? Не вообразил ли?» «Не-ет, не врет,— видел директор.— Не врет. Потому что не под делывается, сам по себе. Не Кормушин». — Что у вас с поперечиной? — спросил директор. — В порядке. Только форму собирали четыре дня. Как-никак сто тонн весит. — Сложная конфигурация?! — У-у! — восхитился Богословский.— Форма была одиннадцать метров. Стенок — пропасть. Заливку вели с двух сторон. Ковши спе циальные пришлось делать. Богословский передохнул, помолчал. . — Продолжайте, продолжайте,— подстегивал его директор. — Вам интересно? — Не интересно бы — не слушал. Богословский продолжал. Когда отливка была готова, пришел главный металлург, долго рассматривал поперечину, попинал ее, как шофер колеса автомашины, а потом под общий смех сказал: — Решительный мы народ. Я тоже думал, что поперечина развалится. «Надо же,— огорчился директор,— такой интересный момент в жизни завода был, а я его пропустил. Почему металлург-то не позвал .меня? Не верил, что приду. Ах, черт, отдалил я народ от себя...» В последние недели Утенин делал одно открытие за другим. Прежде всего он открывал людей: и новых, и тех, кого давно знал. Причем открытия его имели определенней уклон: если раньше он открывал в людях недостатки, то теперь по преимуществу достоинства. Что-то с ним стряслось после охоты. Любопытно, что недостатки он открывал в людях в благополучные для завода времена, когда выполняли план, получали премии и знамена и трещали о своих успехах на каждом углу. Сейчас завод сидел в долговой яме, срывал все задания, изнемогал от ‘проверок и комиссий, критики и требований, а его директор, недоумевая, обнаруживал в людях, с которыми давно работал, недоступные ему ранее глубины ума и сердца. С ума сойти: такую поперечину отгрохали без сучка и задоринки. Без шума, без барабанных рапортов. Молодцы! Директор одобрительно смотрел на Богословского. Это был человек не его стиля: робкий, вспыхивающий, чересчур восторженный, немного малохольный. Раньше он от таких избавлялся, предпочитая им деловых и немногословных, быстро схватывающих. — Вы соображения-то принесли свои? — спросил директор. Богословский молча подал Утенину листочек бумаги, вырванный, видимо, из блокнота. Директор усмехнулся и начал внимательно читать. Смотри-ка: все, что предлагал он, было разумно, вполне осуществимо. Только вот насчет гидрокамеры странно... — Вы зачем гидрокамеру вписали в свой план? — уточнил ди ректор,— Она уже строится... — 'Чтобы не было обратного хода..., А то опять макет на ВДНХ пошлем, а в металле, в цехе все запорем. — То есть?! — То есть ее нужно обязательно построить, а потом обязательно запустить. — Напоминаете, что прошлую гидрокамеру построили попусту?.. — Намекаю... Она сразу, после запуска, работала как инвалидка. — Что ж,— подзадорил директор.— Постройте такую, чтобы нор мально работала, без кашля. От вас зависит. ...Утенину отоспаться давно не удавалось, хотя сегодня он имел на это полное право. Худо-бедно,' но впервые за последние месяцы выпол- 49 ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2