Сибирские огни, 1986, № 4

— Да уж,— согласился Печатников.— Приспособленцы как-то враз раскрываются. — Не скажи... Они тоже разные. Одни приспосабливаются к редак­ тору, к министру, а другие — к жене. Разница, знаешь... — К жене? — удивленно и тревожно переспросил Печатников.— Зачем же? — Твое удивление, Петька,— мягко улыбнулся Воскобойников,— говорит об устойчивости. Ты прешь по жизни, как авианосец — уверен­ но и сильно. — Мне когда-то казалось, что и ты ;так же прешь... — Тебе казалось... Что тебе ведомо о моей жизни? — Ого! — Вот тебе и «ого!» Ты всегда приезжал ко мне, как к другу юности, но между тем шло время, и мы с тобой сейчас в весьма зрелом возрасте, к преклонным годам подкатываемся. За эти десятилетия тоже кое-что происходило... и проходило. — Что же? — Жизнь, Петенька, прошла. Ты не заметил? — Нет. — Я заметил. Мне об этом часто напоминал один начальник... — Кто такой? — спросил Печатников, перестав есть. — Ты не знаешь его. К нему по делу обращаться было бессмыслен­ но. Ты бы взорвался на второй минуте, общаясь с гражданином Петуховым. Я с ним общался двенадцать лет, что, поверь мне, потребо­ вало немалых сил, —упокой его душу! — Он что, преставился? — Вроде бы... і < — Как это «вроде бы»? — Мне кажется, что он не мог умереть, а просто отлучился. И совсем не потому, что берег и холил себя как... национальное достоя­ ние: всю зиму бегал на лыжах, все лето плавал, весь год на работу через пол-Москвы ходил пешком, а напитывался, заглядывая в журнал «Здоровье». — И все-таки умер... * — Умер,— подтвердил удивленно Воскобойников,— но во мне сохранилась его злость, его ненависть ко мне. В институте, .где я, к сча­ стью, теперь не работаю, сохранились его люди, его образ мышления, его стиль поведения. У него в голове была каша, а в сердце три чувства: зависть, злость и страх. Он был достаточно умен, чтобы понимать свою абсолютную профессиональную незначительность, но как это понимание дорого обходилось всем окружающим! Когда по внутрен­ нему телефону раздавался директорский звонок, он менялся от страха в лице, глаза у него под очками расширялись, как от боли и ужаса. Он брал телефонную трубку, словно она источала яд. Всю жизнь этому низкорослому человеку мерещилось, что его снимут с работы, сократят, скажут «иди вон, бездарь». Но справедливого вердикта он не услышал до могилы, что следует отнести к определенным его достоинствам. — К каким же? — спросил приглушенно Печатников. — Достоинств по нынешним временам у него было много, Петенька. Он был исполнителен и аккуратен, как робот. Инициативы и ума от него не ждали. От него ждали очищения от паразитов, грехов и ошибок. Он действовал, как рыба губан, которая точно в срок приходила на помощь институтским акулам. Правда, до тех пор, пока они акулами были. Белозубый низкорослый мужичонка с напуганно-тревожным ли­ цом мог быть при необходимости пророком, сестрой милосердия, попом, отпускающим грехи, прокурором, слугой народа, защитником интересов большинства и меньшинства —; в зависимости от ситуации. Приспособ­ ленец высшей кондиции, он вступал на авансцену как новатор и консерватор, поборник нового и ярый сторонник старого одновремен­ но. Меня он ненавидел с постоянством посредственности, сознающей это. Все мои идеи и проекты он либо сразу рубил на корню, либо умело 45