Сибирские огни, 1986, № 4
Дома Печ^ников любил и театр, драматический, конечно, и жи вопись, и кино. Читал он со скоростью автомата все, что ему советовали прочесть: статьи, романы, стихи, даже сценарии. Однако самостоятель ный интерес проявлял только к науке и технике. Здесь он советовал. Причем, если Печатников даже мельком что-то рекомендовал про честь,—для конструкторов это считалось законом. «ПНП зря не скажет». Келлер не сразу поверил в эрудицию Печатникова. В Австрии свою настороженность он подчеркивал единственным словом «Контракт!» Он произносил его значительно, растягивая звуки, подчеркивая незыб лемость заключенного контракта. — Контракт, контракт. Помню,—заверял Печатников.— Сделаем, как условились. Он заверял, хотя червь сомнения сосал его. В станке Печатникова не беспокоило то, что было сделано на заводе. Он не верил в детали, поступающие по кооперации, особенно, приходящие из Еревана. Своя, сибирская, продукция ему всегда казалась надежнее. Правда, Калга нов—спасибо ему за занудство и требовательность!—установил жест кий, даже жестокий контроль при испытании станков, но кто поручится, что, пока эшелон шел в Австрию и пока станок выгружали и монтирова ли, ничего не стряхнули и не сломали? Печатников словно забыл, что он как раз и поручился, хотя для уверенности и спокойствия у него были основания. Когда-то, в его юность, уже опаленную войной и голодом,, на заводе электроприводом занималось не сто конструкторов, объединенных в семь бюро, а четыре инженера. Всего-навсего. Сейчас те годы Печатникову казались чуть ли не каменным веком станкостроения. «Ну и шагаем!—думал он нередко.—Ну и шагаем! Какое счастье, что уже тогда Николай Августович Винс — скромняга, забитый жизнью, но не утративший ясности, даже зоркости мышления, критически оце нил накопленный к тому времени опыт. С каким деликатным, неброским упорством он отстаивал свои. идеи. Винс готов был отказаться от автор ства, приписать собственные догадки и расчеты кому угодно, лишь бы все,-что он осмыслил и выстрадал, осталось, утвердилось. Как трагиче ски выразилось время в судьбе Винса». «Какая глупость,—вспоминал Печатников, страдая до сих пор,— что я косо посматривал на Николая Августовича, не хотел поначалу учиться у него. Ну как же! Я был фронтовик, недавно снявший погоны, в кармане скрипел диплом инженера, а он был недоучившийся совет ский немец, прострадавший в нашем тылу всю войну». «Это ведь Винс, впервые в мировой практике,—теперь уже с гор достью, вновь проникаясь уверенностью, вспоминал Печатников,—вы пустил тяжелый станок, имеющий раздельные приводы подач для пяти механизмов. Ни «Шисс», ни «Инноченти» ничего подобного тогда не выпускали. Станок напоминал восточное божество, у которого каждая из многочисленных рук движется в нужном направлении, куда ей захо чется. Все основные механизмы —й прежде всего сани и шпиндель — перемещались самостоятельно, с разной скоростью, так как имели свои двигатели постоянного тока». «Сейчас это, азбука,—усмехался Печатников,—старина-матушка, но как же она тогда упростила конструкцию станков. Их надежность возросла на порядок, отпала надобность в многочисленных шестерен ках, рукоятках. Появилась возможность управлять узлами станка и из менять режимы резания со стороны, дистанционно, электрическими кнопками, с пульта управления. Механика упростилась, электрика ус ложнилась. Но это усложнение —божье благодарение». Келлер шел рядом и ловко высвистывал какую-то мелодию —слух у него был отменный. Улицы Вены казались продолжением оперных декораций. Это впечатление усиливалось, когда в потоке сверкающих машин Печатников с удивлением обнаружил белых лошадей с султана ми, чинно, с цоканьем по отполированной веками мостовой, везущих 34
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2