Сибирские огни, 1986, № 4
Однако желание познакомиться с сестрой Шукшина, ну хотя бы взглянуть на нее, стало еще сильнее. Что-то в ее словах, приятном грудном голосе привлекало. Поп росил разрешения позвонить по возвра щении из Сросток. Наталья Макаровна согласилась, лишь предупредила, что до восьми вечера ее дома не бывает: с работы она ездит в больницу к маме. Вернувшись из Сросток, я, как услови лись, позвонил ей, передал привет от Васи лия Яковлевича Рябчикова, ее бывшего одноклассника, моего нового знакомого Подумав, она предложила: . -— Если... не будет вопросов — заходите. В субботу, в середине дня, мы пришли к ней с Тигрием Георгиевичем Дулькейтом, директором Бийского бюро путешествий и экскурсий, Тигрий Георгиевич— большой поклонник творчества Шукшина, к тому же хорошо знаком с его матерью и сестрой, что для меня, понятное дело, было по важней. Разговор сначала крутился вокруг «раз решенных» вопросов. Впрочем, я больше разглядывал на стенах, на столе, за стеклом книжных шкафов многочисленные фотографии Василия Макаровича, Марии Сергеевны, умершего мужа Натальи Мака ровны, ее детей. Втихомолку косил взглядом и на саму хозяйку, круглолицую, голубоглазую, с короткой рыжеватой при ческой,— отыскивал в ней черты сходства с братом. Сходства, мне показалось, почти не было. Вот разве улыбка... Вскоре Тигрий Георгиевич, извинившись, ушел по каким-то неотложным делам, а я решил попробовать направить разговор по желаемому для меня руслу. — Наталья Макаровна, вы до войны жили в Бийске? — Да, жили немного. В сороковом — сорок первом. — А где? — В Заречье. Я даже адрес помню: переулок Смоленский, 15. Вот это да! Об этом адресе я нигде не читал, не слышал и, наверно, первый узнал о нем. — Мы здесь в школу один год ходили,— продолжала между тем Наталья Мака ровна.— Василий — в четвертый класс, я во второй. И это было новостью для меня! — Василий учился в бийской школе? — Да. Только он был тогда не Шукшин, а Попов. На дедовой фамилии. — И в какой школе вы учились? — Название не помню, а стояла она на углу улицы Горького и Катунского пере улка (теперь улица Вячеслава Шишкова). Это было небольшое двухэтажное и, как говорят, полукаменное здание: нижний этаж — кирпичный, верхний — деревян ный. — Оно сохранилось? — Не знаю. — А дом ваш цел в Смоленском переул ке? — Тоже не знаю. Признаться, еще не была там. — Ну как же так, Наталья Макаровна? Давайте съездим! — Хорошо. Вы позвоните мне завтра часиков в двенадцать. Однако ни завтра, ни послезавтра съез дить не удалось. В воскресенье Наталью Макаровну перехватили московские кино операторы и увезли в Сростки. А в поне дельник, возвращаясь от мамы из больни цы, она попала под дождь и промокла до ниточки. За это время я узнал, что школа, где учился Василий, носила имя Георгия Сав вича Шацкого, члена Бийского ревкома, убитого бандитами в 1920 году. Это была небольшая начальная школа, филиал ны нешней 10-й. Ее снесли в начале шести десятых годов, когда начали строить мост через Бию и понадобилось спрямить доро гу. Мне даже удалось найти двух стару шек, учительствовавших перед войной в этой школе. Но они, к сожалению, как ни старались, не могли вспомнить Васю Попова, ученика четвертого класса... Лишь на третий день Тигрий Георгие вич добыл машину, и мы поехали в За речье. Дом № 15 в Смоленском переулке ока зался цел. Он стоит в живописном месте, у кромки бора, и от Бии тоже недалеко. Наталья Макаровна долго разглядывала его потемневшими от волнения глазами. Потом сказала: — Он самый. Только он по-другому выглядел: тесом не был обшит и крыт по-амбарному, на два ската. Дом этот был не наш, мы тут квартировали, я у мамы уточняла... И эти сосенки помню, и дом напротив. Только тогда он казался мне большим-большим... Экскурсия в детство, видимо, взволно вала ее. На обратном пути она разгово рилась. — Когда началась война, отчима взяли в армию. Мама поехала в Сростки устра ивать насчет переезда, а нас оставила у тети Маши в Катунском переулке. Тетя вышла куда-то, а Василий заглянул в ку хонный шкаф и зовет меня: «Таля, смотри, хлеб!» Глянула я, а там буханка ржаного хле ба лежит, да такая аппетитная и запа- шистая! У меня аж слюнки потекли, так захотелось горбушку погрызть. Словом, не удержались от соблазна. Отрезал Вася ломоть мне, ломоть себе — вдруг тетя Ма ша входит. Что тут началось! В общем, ушли мы от нее и в канаве придоржной переночевали. Не ночевали, а так, дрожали всю ночь, как щенята бездомные... А в войну этой голодовки хватили — ужас! Помню, однажды Василий принес из Березовки (это за двенадцать километ ров от Сросток) картошки полмешка. Сва лил ее с плеча, а она высыпалась и засту чала по полу, словно камни-голыши. За мерзла. И сам он замерз, весь закуржавел от мороза, гляжу, еле на ногах держится. Мальчишка ж еще был, господи... Вспом ню— слезы навертываются. Всю жизнь он работал, работал, работал. Сколько нужды и горя перенес... И пожить-то по-человечес ки не успел... Она всхлипнула, приложила к глазам платок. — Не надо об этом, Наталья Макаров на,— сказал Тигрий Георгиевич,— Успокой тесь. — Ничего... Начала, так уж расскажу... Поверьте, никому еще не рассказывала о нем... Он рано впился в книжки. Это его 171
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2