Сибирские огни, 1986, № 4

этому случаю. Но в торжестве своем сель­ ский житель, бывало, особенно на первых порах, принимал понятие «общенародное» как «ничье». И вот уже идет повальная об­ лава на речную живность или ничем не регламентируемая самовольная порубка ле­ са для личных нужд. Поэт быстро подметил это тревожное явление, эту, как говорили тогда, отрыжку частнособственнической психологии. Так появились стихи «О гибну­ щих лесах»: Д о у тр а стоит и ш ум и гром — В ели кан ы п ад аю т л есн ы е.— Б у д то грозны й ветер-бурелом . Р азо ш л а с ь к р е стьян с к ая стихия. Устремляясь навстречу городу, его свету и науке, его материальной культуре, выра­ жающейся прежде всего в тех «умных» машинах, назначение которых — облегчить вековечный физический и, не в последнюю очередь крестьянский, труд, сельский жи­ тель не всегда дожидался прихода всего этого в деревню. Часто он просто уходил в город, оставляя деревню, порывая с ее корнями и укладом. Процесс в аграрной стране, какой была тогда Советская Россия, решившая стать страной индустриальной, во многом объективно закономерный. Но процесс сложный и отнюдь не безболевой, в первую очередй для самой деревни. И мотив ухода из родных мест, мотив прощания с ними и возвращения к ним_ чаще всего в думах и чувствах бывшего сельского труженика, ставшего вдруг горо­ жанином,— на значительное время стал од­ ним из мотивов части советской литерату­ ры, и поэзии особенно. Не прошел мимо не­ го и Михаил Исаковский, законный сын де­ ревни, в силу обстоятельств, а точнее в силу писательского и журналистского таланта, востребованный городом, ставший одним из новых, пришедших из деревни и не могущих забыть об этом, горожан. У него есть прек­ расное стихотворение «Все та же даль.,.», лирический герой которого с горечью осоз­ нает свою оторванность от родной деревни и вековых ее корней. М не говорил на сх о д к е бородач: — Т ебе не б ы ть у ж бо л ьш е д еревен ски м Б ез черного тр у д а и н еуд ач Ты п р о ж й в еш ь. В аси льи ч, и в С м олен ске... Конечно, речь «бородача» и еще более его представления о городской жизни наивны, но это и естественно: откуда же ему знать о нелегком городском труде, всю свою жизнь знавшему лишь «черный труд» крестьянина? Тем не менее, лирический герой стихо­ творения не возражает собеседнику. Духов­ ные потери, сопряженные с утратой своей принадлежности деревне, неминуемо выте­ кающие для него с его уходом в город, значительнее тех ' приобретений, которые ждут его. В ответ ем у я ти хо броси л: — П усть! • Я зн аю са м , что м не не сеять х л еб а!.. И за к а ч а л а с ь п р ед гл а за м и грусть, Т а к а я гр у сть — ш и р о к ая, к а к небо. И далее лирический герой, или — в этом случае — автор, признается: К о гд а ж е в ночь н ад городом луна Г уд и т ш и роким п олевы м н аб ато м . М еня зо вет р о д н а я сторона. О п ять зо в ет к д ы м ящ и м ся за к а т а м ... Зачем же? Уж не затем ли, зачем она звала Есенина да и сейчас зовет некоторых наших современных гіоэтов-«деревенщиков», чтобы по сложившейся традиции автор вос­ пел те стороны деревенской действитель­ ности, которые наиболее глубоко ушли в прошлое и потому давно уже стали при­ вычными ее символами, легко ложащимися в тоскливую строчку стиха?.. Прямого ответа на этот вопрос в данном стихотворении нет. Оно заканчивается при­ мечательными строками: Я п о тер ял к р естьян ски е п р ав а. Н о н ав се гд а о с тал ся д ер евен ски м ... Признание грустное, но глубоко человеч­ ное и понятное. И содержащее в себе про­ грамму авторского поведения, которая, мы знаем, стала для него пожизненной: считать себя в городе должником и полномочным представителем деревни. Примерно в то же время поэт пишет дру­ гое стихотворение — «Матери», где есть такие строки: Н е д у м ай , м ать, об у б е ж а в ш е м сы н е,— Я лучш и х д н ей у ж и зн и не прош у. В сегд а, в сегд а к О к тя б р ьс к о й го д о вщ и н е Я б л а го д а р н ы е сти хи пиш у. П иш у про те ск р и п у чи е п о л ати . Г де по ночам в о р о ч ал ас ь н у ж д а . П и ш у о том , к а к к н аш ей н и зко й х ате П л ы в у т огни по м ед н ы м п р о в о д ам ... Они и являются ответом на вопрос, мо­ гущий возникнуть при чтении стихотворения «Все та же даль...». Книга «Провода в соломе» — вся о новой советской деревне, делающей первые шаги навстречу своему социалистическому буду­ щему, которое должно было перестроить деревню и деревенского жителя, приблизив их к городу. Книга радостная именно от предчувствия встречи с этим будущим. И светлая, как то прозрачное, чистое и свет­ лое, отстоявшееся в глубине народного сердца, слово, которым написана она. В этом и состояла главная новизна поэзии Михаила Исаковского, поэзии, которая, при всей кажущейся простоте стиха, вовсе не так проста. Кстати, это в полной мере под­ твердила и та позиция, которую заняла по отношению к книге литературная критика того времени, еще не осознавшая во всей глубине происходивших в деревне процессов и потому не понявшая главного содержа­ ния книги. И если бы не «Рецензия» А. М. Горького на страницах «Известий», сумев- шего увидеть в молодом поэте талантливого певца новой жизни, судьба книги, да и все­ го начала творческого пути ее автора, как мы теперь понимаем, могла бы сложиться по-иному. А. М. Горький писал: «Михаил Исаковский — не деревенский, а тот новый человек, который знает, что город и дерев- ня — ?ве силы> которые отдельно одна от другой существовать не могут, и знает, что для них пришла пора слиться в одну непо- боримую творческую силу...» * * * Удивителен путь, который проделал М. Исаковский от первых стихотворных выступлений до «Проводов в соломе». Хотя неустанное ..стремление к лирической и ■пси­ 156