Сибирские огни, 1986, № 4

вающихся начал и составляло ту особен­ ность песни, которая и поразила, и запом­ нилась мне. Чтобы в полной мере понять впечатле­ ние, произведенное на меня песней, надо знать, что мы пели тогда. Люди моего поколения, очевидно, помнят те песни, но тем, кто моложе, следует хоть несколько слов сказать об этом. Мы пели — и на различных клубных вечерах, и в школьной самодеятельности— о последнем парижском коммунаре и о русских колодниках. У революции, совер­ шенной всего полтора десятилетия назад, еще не сложился свой репертуар,— и при­ ходилось петь песни, созданные предыду­ щими революциями. Были, правда, и другие песни. Только что появилась «Песня о встречном» на слова Бориса Корнилова: Н е спи. в ставай , к у д р явая! В ц ех ах звен я. С тр ан а в ста ет со славою Н а встречу д н я ... Это было хорошо хотя бы уже потому, что было созвучно эпохе. И молодо. Но мы, то есть я и мои ровесники, были еще моложе. И для нас понятие «кудрявая» оставалось пока далеким от конкретного наполнения, и поэтому — весьма условным и расплывчатым. А главное, мы не умели разделить двух первых строк припева, соз­ дававших как бы один произносимый пе­ риод и невольно певшихся или деклами- ровампихся нами, несмотря на знаки пре­ пинания, вместе, на одном дыхании И потому, так именно и читая их — вместе и слитно, мы не могли уразуметь, каким это образом должна была «вставать куд­ рявая, в цехах звеня». Был еще и «Комсомольский марш» на слова Александра Безыменского, тоже часто исполнявшийся тогда: В п еред ж е, по солнечны м реям Н а Ф абрики, ш ахты , суда! м ? , о кеан ам и стр ан ам р азвеем М ы ал о е зн а м я тр у д а ... Это тоже звучало молодо и отвечало своим пафосом тому настроению, которым жили мы. Но и тут было не все понятно О фабриках, шахтах и судах мы, особенно те, кто сидел за школьной партой хотя знали лишь по книгам, но все же знали. А вот как на эти самые фабрики и шахты куда нас приглашал поэт, пройти «вперед же, по солнечным реям», это было для нас, еще не искушенных в науке об «услов­ ности искусства», непостижимо. И уж совсем ни с чем конкретным, знае- мым нами, не сопоставлялась песня на слова Владимира Кириллова: Герои, ск и тал ьц ы м орей, ал ьб атр о сы З а с то л ь н ы е гости гром овы х пиров, ' О рл и н о е п лем я, м атросы , м атросы , в а м п еснь о гн е ва я руби н овы х слов... Подобные условно-романтические стихи и песни были далеки от моего и моих ро­ весников мало искушенного сознания, хотя, как все, я пел или читал их на на­ ших литературных или праздничных школь- •ыых вечерах. Я не мог сблизить их пафос со своим конкретным, житейским чувство­ ванием и мироощущением. Умение увидеть в искусстве конкретное выражение жизни 152 за условным ее обозначением было мне еще неподвластно. Это произошло позд­ нее. А тогда, как я уже сказал, не прохо­ дя мимо этих стихов и песен, я, как, види­ мо, и многие другие, сам о том не подозре­ вая, ждал чего-то иного, того, что было бы родным и близким мне не только пафосом своим, но и формой конкретного выраже­ ния этого пафоса, этой сути нового. И вот это, другое, как я, может быть, еще и не вполне осознанно, понял в тот летний вечер, пришло. Пришло в образе песни Владимира Захарова на слова Ми­ хаила Исаковского «От избы и до избы», исполненной русским народным хором имени Пятницкого. Хотя то, что музыка этой песни принадлежит Захарову, а сло­ ва Исаковскому, я тот раз узнать не мог, поскольку переступил порог дома, когда песня уже исполнялась. Я узнал об этом несколько позднее, после второй или тре­ тьей трансляции песни, которая передава­ лась тогда по радио довольно часто... А узнав имя поэта, стал искать его стихи. Не сразу, но я разыскал их. В районной нашей библиотеке нашелся один сборник стихов поэта. Это была его книга «Прово­ да в соломе». * * * Чтобы понять все новаторское значение поэтического творчества Михаила Исаков­ ского, совершенно определенно выразив­ шееся в его первой книге стихов «Провода в соломе», вышедшей в 1927 году, следует вспомнить состояние тогдашней нашей поэзии, обращавшейся к деревне. Недос­ татка во внимании со стороны поэзии к земле и человеку на ней не было уже и тогда. В 1923 году вышел том стихов Петра Орешина «Ржаное солнце», в 1925 году — его же книга «Соломенная плаха» и книга стихов Ивана Доронина «Лесное комсомолье». Несколько книг о деревне вышло в 1927 году: «Первый сбор» Ивана Доронина, «Теплый говор» Василия Насед­ кина, «Родник» Петра Орешина, «Зем­ ное» Павла Радимова. В 1928 го­ ду появилась поэма Ивана Доро­ нина «Тракторный пахарь», а также книги стихов Ивана Приблудного «Тополь на камне» и Павла Радимова «Деревня». Все это были стихи не просто о деревне, но де­ ревне советской, современной, о чем гово­ рят хотя бы названия книг того же Ивана Доронина — «Лесное комсомолье» и «Трак­ торный пахарь». Но стоит перелистать эти книги, чтобы убедиться в том, как далеки они были от решения глубинных проблем, переживае­ мых русской деревней той поры. Шло ре­ шительное размежевание сельской общины на противоборствующие лагери — бедно­ ты и кулачества — с их стремлением к за­ хвату влияния и фактической власти в де­ ревне. Появлялись первые сельские комму­ ны и различные кооперативы. Одновремен­ но шел процесс, получивший позднее на­ звание «смычка города с деревней», опре­ делялось все большее тяготение деревни к городу, к знанию и свету, ко всему пере­ довому, что олицетворял собою город. Этот процесс затрагивал не только сферы социальные и экономические, но также нравственные и психологические. И шел он нелегко и непросто.