Сибирские огни, 1986, № 4

о Федоте Безматерных. Но в том же ро­ мане «Сибирь» можно вспомнить друго­ го таежника — Степана Лукьянова, ко­ торый в свое время был проводником в экспедиции академика Лихачева, а по­ том, сохранив, передал Акимову его записи и дневники, имевшие огромную научную и государственную ценность. Эти же люди, рискуя жизнью, помогают Акимову бежать из ссылки. Подобный же пример безоглядной веры в научное предвидение и самоотверженной беско­ рыстной помощи делу науки можно при­ вести из романа «Соль земли», где Алек­ сею Краюхину едва ли бы удалось вы­ полнить свои планы без Михаила Лиси- цина и его дочери Ульяны. И немало еще доказательств такой взаимообразной связи научной интелли­ генции и простого народа можно найти в произведениях Г. Маркова. Глубоко осознанный историзм предоп­ ределяет и художественно-образующую структуру творчества Г. Маркова: эпи­ ческую широту и объемность, многопла­ новую сложность поставленных идейно­ эстетических задач... Можно, правда, сразу же возразить, что Г. Марков — автор не только круп­ ных эпических полотен, но и небольших повестей и рассказов, более локальных по охвату событий и камерных по звуча­ нию. Вспомним его повести «Орлы над Хинганом», «Завещание» или рассказы «Земля Ивана Егорыча», «Тростиночка на ветру». Действительно, в них перед нами пред­ стает уже несколько иной Г. Марков: лиричный, какой-то, быть может, более задушевный. Ощутимей в «малоформат­ ных» вещах писателя и личностное на­ чало. Что ж, можно, конечно, удивиться не­ ожиданной метаморфозе литератора ярко выраженного эпического склада, но, если подумать, удивляться, в общем-то, и не­ чему. Сменив жанровую форму, Г. Мар­ ков при этом в сути своей,* все-таки, почти не меняется. Стоит только чуть внимательнее присмотреться, и без труда обнаружится, что и в малых прозаичес­ ких формах писатель предлагает ситуа­ ции и характеры скорее эпического, не­ жели лирического плана, и разрешает он судьбы своих героев (пусть на каком- то более ограниченном событийном и временном отрезке) чаще эпическими средствами. Так же, как и основных пер­ сонажей романов Г. Маркова, героев его повестей при всей их непохожести отли­ чает глубокая сопричастность с делами и заботами всей страны, стремление осоз­ нать себя и свою роль на великом исто­ рическом пути России. При всем том, надо сказать, весьма активно в творчестве Г. Маркова про­ является и лирическое начало, которое, как правило, достаточно органично впле­ тается в эпическую ткань произведений писателя. Й , все-таки, подчеркнем это снова, по зду своего дарования Г. Марков — писатель эпический. Не случайно, что и заявил-то он о себе в полный голос в начале своей..литературной дороги имен­ 148 но крупномасштабным романом. Как не случайно и его собственное признание, сделанное в одном из писем другу комсомольской юности А. Смердову: «Все время испытываю тягу к большому. Тя­ нет на роман, на повесть — где можно высказаться вволю»’. (Письмо было на­ писано, когда Г. Марков служил кор­ респондентом армейской газеты «На бое­ вом посту», на Забайкальском фронте; впереди — пока еще не дописанные «Стро- говы», «Орлы над Хинганом», в основу которых легли впечатления четырехлет­ него пребывания в Забайкалье и участие в разгроме японского милитаризма; впе­ реди — вся писательская судьба). «Тягу к большому» Г. Марков испы­ тывал и испытывает не только от ес­ тественного желания «высказаться вволю». Постоянная нацеленность на «большое» соответствовала к тому же и масштабу личности самого писателя, величине его литературного и общественного дарования, все расширяющемуся кругу поистине дер­ жавных забот, одно перечисление кото­ рых (первый секретарь Правления Союза писателей СССР, депутат Верховного Со­ вета СССР, председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям) займет немало места. Большого разго­ вора требовала от писателя и сама Си­ бирь, которую Г. Марков все глубже постигает в многочисленных поездках по ней по литературным и депутатским де­ лам, встречах с теми, кто прокладывает норые дороги, добывает нефть, заготав­ ливает лес, растит хлеб. Все это, впрочем, Г. Марков считает для себя как художника совершенно естественным и необходимым. Размышляя о роли писателя в текущем жизненном процессе, в статье «Среда, знания, труд» он пишет: «Недостаточно лишь наблю­ дать жизнь, вдыхая ее запахи, любовать­ ся ее колоритом и таким образом духов­ но обогащаться. Непременно должен на- і ступить час, когда ты обязан вмешать­ ся в жизнь своей среды, начать действо­ вать, бороться. Только в этом случае в наше время ты станешь художником». В этом высказывании весь Г. Марков с его неприятием равнодушия, пассив­ ности, с его жаждой деятельности, на­ целенности на борьбу со всем, что нам мешает жить. Оттого и произведения его, как правило, полны динамизма, вы­ сокого социального пафоса, публицисти­ ческой заостренности. Своим словом пи­ сатель активно вмешивается «в жизнь своей среды», отстаивая, скажем, идею комплексного использования природных богатств Сибири, которая возникает у него едва ли не в каждом романе, или же прилагая огромные усилия в создании облика партийного руководителя, отве­ чающего задачам и запросам времени. Все это нашло свое заметное отраже­ ние в новом, еще не законченном ро­ мане «Грядущему веку», завершающем «сибирскую эпопею». (В критике данное произведение пока еще не получило ши­ рокого освещения, поэтому, наверное, не-1 1 А. С м ер д о в. М ер а ж и зн и и п р а в д ы . « С и б и р ски е огн и » , 1981. № 4. с. 169.