Сибирские огни, 1986, № 4

сценах: в роли Маши из пьесы «Кремлев­ ские куранты» Н. Погодина и Любови из «Последних» М. Горького. Водевиль шел около двадцати минут, но Николай Павлович дал сыграть его до конца. Потом посмотрел Аню в других работах. — Ну, что ж, спасибо! — сказал Аки­ мов.— Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим,— обратился он к Ане. Я набрался смелости и пошел за ними. Мне хотелось поскорее узнать результат. Большая комната, заставленная маке­ тами, эскизами декораций и костюмов, под­ рамниками с натянутым холстом, больше походила на мастерскую художника, чем на кабинет руководителя театра. Даже на столе были разбросаны какие-то ба­ ночки, тюбики, карандаши... — Ну, что же,— Акимов глянул за окно куда-то вдаль.— Ответ, сразу скажу, от­ рицательный.— Потом он подумал, пос­ мотрел на Аню.— Вы показались инте­ ресно: и как героиня — в роли Маши, и в характерной, драматической Любови, и в эксцентрической — Верочке, с куплета­ ми, танцами... Для других театров это — клад. Вы нужная, удобная актриса, с большим диапазоном... А для нашего, это — убожество... Заметив мое недоумение, он продолжил: — Работая в театре уже много лет, я окончательно убедился, что для нашего театра,— он сделал ударение на слове «нашего»,— нужны актеры с яркой инди­ видуальностью, в одном определенном направлении... Ну, вот вы?.. Не одуван­ чик, как...— И тут он назвал известную молодую актрису их театра. — А, вы? — неожиданно обратился он ко мне с подтекстом: «кто вы и что вам угодно от меня?» — Я... учился вместе,— извиняясь от­ ветил я, и чтобы Николай Павлович ме­ ня не опередил и не сказал мне что- нибудь подобное «одуванчику», добавил: — Я уже работаю в ТЮЗе, у Брянцева. — Хороший театр. Хорошая школа для актера — заключил Акимов нашу беседу. Мы поблагодарили за внимание, рас­ прощались и вышли. А в голове у меня еще долго вертелось слово «одуванчик»... В конце первого сезона я сыграл еще одну большую роль — капитана Полещу­ ка в пьесе Е. Борониной «Испытание». Пьеса была, откровенно говоря, средняя, сентиментальная, но написанная по го­ рячим следам, рассказывала о военном Ленинграде, о детях, потерявших в бло­ каду своих родителей, и вызывала горя­ чий отклик в зрительном зале. Ее хоро­ шо принимали и школьники, и их роди­ тели. Роль мне нравилась, я играл ее с удовольствием и в который раз вспоминал разговор с Жуковским и брошенную в конце «аудиенции» фразу Николая Пав­ ловича Акимова. Первый год работы в театре складывал­ ся у меня так благополучно, что порой даже не верилось. Два интересных, эпи­ зода и две центральные роли!.. Кроме того, я продолжал работать в мастер­ ской Макарьева в институте. Часто вел занятия самостоятельно. Педагогическая 132 работа меня увлекла и в дни, когда я не был занят в театре — всегда бывал в институте. Еще после окончания института, я напи­ сал домой в Новосибирск Письмо, в ко­ тором благодарил родителей за то, что они в трудное военное время дали мне возможность учиться и получить высшее образование. В конце письма я просил: в дальнейшем материально мне не помогать, так как я теперь работаю, получаю зар­ плату и могу жить самостоятельно. Вскоре денежные переводы и посылки с продуктами поступать перестали. Ко­ нечно, денег для нормального существо­ вания было очень мало. Еле хватало на •отоваривание продуктовых карточек. А моя просьба к родителям была продик­ тована тем, что с фронта вернулся брат и одному работающему отцу (мать была на пенсии) предстояло поднимать «на ноги» старшего сына Евгения — дать воз­ можность ему получить юридическое об­ разование. Надо было думать о приработках... Часто спасал водевиль, сделанный в годы студенчества с Аней Кригер. Ее мать, Ольга Михайловна Тихановская, актриса и администратор, при случае включала нас в концертные бригады. А в новогод­ ние праздники большим подсрорьем были детские «елки». В интермедии, которую мы играли на сцене Василеостровского дворца культуры, был занят однажды, уже тогда известный всем, Аркадий Райкин. По ходу интерме­ дии его объявлял Дед Мороз, как при­ ехавшего в гости на новогодний праздник. Райкин читал стихи. После выступления сразу уезжал. Но иногда оставался до второго представления, разговаривал с нами, рассказывал много интересного. . Он сразу же покорил нас своей скром­ ностью, душевностью, большим человечес­ ким обаянием. Его присутствие за кули­ сами оставило у меня на всю жизнь ощущение доброты, теплоты, чего-то свет­ лого... Позже, когда Райкин гастролировал со своим театром в Новосибирске, я пригла­ сил его к нам в ТЮЗ. Несмотря на уста­ лость от длительных гастролей, Аркадий Исаакович приехал к нам со своими то­ варищами прямо после очередного спек­ такля. Тюзовцы показали гостям капуст­ ник, а они в ответ — сыграли отдельные номера программы. Свою первую персональную «елку» в роли Деда Мороза я сыграл в доме, где, по преданию, жила пушкинская графиня из повести «Пиковая дама». Волновался я, по-моему, больше, чем Германн, про­ никший в покои графини. Текст Деда Мо­ роза и знал хорошо, но от волнения постоянно заикался. А когда, взявшись за руки, с ребятами пошел вокруг елки и запел: «Здравствуй, праздник новогод­ ний», в ушах звучало: «Три карты, три карты...». После «елки» в комнату, где я разгри­ мировывался, неожиданно вошла пожилая женщина. «Графиня!»— мелькнуло у меня в голове, но «графиня» пожала мне руку, потом вручила конверт с деньгами — «дедморозовским» гонораром... Второй сезон работы в Ленинградском