Сибирские огни, 1986, № 4

это тоже не икра. Ей, матушке, как драгоценному камню, нужна соответствующая оправа. — Черт возьми, неужели эти сведения мне когда-нибудь пригодятся?! — Непременно,— замечает шеф, намазывая маслом широкий тонкий ломоть.— Кстати, где чай? Я не вижу чая на столе. Горычев приносит чайник от костра. — Некоторые утверждают, что икра хороша как закуска, под водку, например,— продолжает шеф, наливая себе кружку.— Но это варварство — закусывать водку икрой. - Горычев зачарованно глядит, как шеф, нарушив целостность оранжевого колобка, широкими движениями штукатура мажет икру на хлеб с маслом, как -ножом подравнивает по торцам свой огромный бутерброд, чтобы с него ничего не падало/ Шеф откусывает от бутерброда на всю ширину и глубину рта и неторопливо жует, взгляд его становится отрешенным. Горычев торопливо намазывает и себе такой же бутерброд, икру укладывает бережно, помогая себе пальцем, и бутерброд получается тоньше, чем у шефа, однако для него и такая порция — языческая рос­ кошь. — Скромно, скромно,— подначивает шеф с набитым ртом. — Для первого раза сойдет. Шибко хорошо — тоже нехорошо. Горычев кусает и осторожно жует, забыв про чай, с упоением ощу­ щая; как давятся, лопаются на зубах икринки, орошая нёбо своим соком... Ах, Леня-Леня! Молодой ученый, достаточно культурный, рацио­ нальный по складу ума, избегает конфликтов и острых углов, вообще старается не делать того, что вредно для здоровья, даже спортом зани­ мается исключительно для поддержания формы; проповедует воздер­ жанность во всем, увлекается буддизмом, внушает себе и окружающим, что истоки гармонии — в торжестве духа над бренной плотью; в школе еще писал сочинения о том, что человек выше сытости — и на тебе, зани­ мается откровенным и постыдным чревоугодием. И шеф) ученый с име­ нем, теоретик, прекрасный специалист (а кроме того, пожилой уже чело­ век, страдающий хроническим гастритом и предрасположенный к атеро­ склерозу) — тоже хорош. И подчиненного не остановил, и сам не смог удержаться от обжорства: после сытного и калорийного риса с тушен­ кой — умять по два гигантских бутерброда с икрой!.. Впрочем, что им теперь до запоздалых увещеваний автора?! Раз­ валившись, оперевшись спинами о край стола и выпятив животы, сидят они с одинаковым застывшим блаженным выражением и осоловело щурятся на бликующую морскую гладь. И Горычев срываю­ щимся козлетоном вдруг затягивает: Что может сравниться с Матильдой моей!.. Шеф, воздев бровь, косится в его сторону, и Горычев умолкает. В маршрут они выбираются лишь в начале двенадцатого. Рюкзак шефа — под завязку: гидрокостюм, «унитаз», одеяния. Горычев несет десятикилограммовый свинцовый пояс и ласты. Оба с ружьями. Горычев надевает рюкзак поверх ружья и получает по этому поводу замечание. — А если медведь? — строго округляет глаза шеф,— Будете сперва рюкзак снимать? — Я успею. — Вы видели, как он нападает? Доли секунды. Стволы надо всегда нести на правом плече, поверх рюкзака и полевой сумки, а в высокой траве и зарослях вообще держать в руках со взведенными курками. Оступишься, упадешь и прострелишь себе что-нибудь или напарни­ ка угробишь, думает Горычев, но не спорит, меняет ремни. Берегом бухточки они движутся на юг, навстречу солнцу. Под ботинками скрипит морская галька. Выше по склону, повторяя изгибы береговой линии, тянутся волноприбойные террасы, сложенные той же галькой, перемешанной с водорослями и травой, либо просто полоса 106