Сибирские огни, 1986, № 3

1898 ГОД Л Сразу после масленицы почти одно за другим пришли два письма. «Милый и дорогой дедушка! — писал внук.— Письмо твое я по­ лучил и благодарю за добрую память обо мне. Очень жаль, что по­ сланные из Москвы книжки твоего сочинения и переведенные на сло­ вацкий язык не дошли до тебя!.. В Москве есть писатель хороший Ни­ колай Николаевич Златовратский; он так же старается и пишет о горькой участи бедных и темных людей, как и ты; он тебя любит и уважает — у него есть даже большой портрет с тебя, написанный с фотографической твоей карточки. Он меня все расспрашивал о твоем житье-бытье; я ему все рассказывал про твою трудовую жизнь и от­ дал в его распоряжение твою рукопись... Тьі спрашиваешь меня: православный ли Лев Николаевич Тол­ стой? Он уже почти 20 годов только то и делает, что в пух и прах раз­ носит православные суеверия...» Тимофей подошел к окну. «Не добраться мне уже до тебя, Лев Николаевич. Не дал бог крыльев, а ноги я в хлебном деле истоптал. Вон как солнышко греет, протянул бы руки, да сердце озябло, на покой пора. А встретиться-то мы с тобой встретимся и наговоримся всласть, да там уж иные заботы нас обоймут...» Второй пакет пришел перед благовещеньем. Василий Кузьмин наконец-то прислал перевод с французского. Тимофей хотел было дойти до Федянина и с ним вместе почитать, да нц утерпел, решил хоть бегло посмотреть. А посмотрел и ужаснулся. Везде, где бы ни остановился глаз, были не его слова. Говорилось вроде и о том же, но будто сквозь зубы, будто и не было того запала, что двигал пером и заставлял самого Бондарева стонать от Негодования. «Да как же это?» —Тимофей еще раз посмотрел французскую книжицу, поуом стал внимательно читать листы перевода. «Не то, все не то. Был лес обихоженный, а осталась палёжь одна. Вот тебе и книга, Бондарев! Хоть волосы на голове рви». Тимофей достал бумаги, чернильницу и взялся писать Толстому. Хотелось высказать и обиду свою, и разочарование. Три года маячила радость, да и та оказалась пустой... «Думал я, Лев Николаевич, на свет поднялось мое сочинение, а оно умерло в этой книге...» Два листа исчеркал, да не перечитывая скомкал и бросил. «Что даст это письмо? Толстого обидит, а какова вйна его? Знать, перевод­ чик такой, все изурочил...» На следующий день Тимофей занемог, лежал молчком и молил бо­ га прибрать его. Не спалось ни ночью, ни днем, спуталось время. Бу­ равя взглядом потолок, Тимофей старался остыть, и пальцем уже не шевелил, отказывался есть, но не шла смерть, словно еще для каких-то дел держала его на свету... Когда начали сеять, Тимофей не выдержал, пришел на поле. — Какой с тебя работник? — отправляла его Мария,—Данила завтра придет, управимся. — Вы-то управитесь, да как же я буду? — Хуже бы не стало. — Хуже, чем есть, не станет. А на земле я хоть маленько рас­ правлюсь. \ Томилось, парило на солнце свежевспаханное поле. Казалось, раз­ денься, прильни к нему — и войдет в тебя его вечная сила, усталое тело вздохнет с ним вместе и наполнится жизнью. Тимофей шел медленно, разбрасывая из севалки зерно. Шел буд­ то первый и последний раз, чутко прислушиваясь, как приминаются рыхлые комья земли, как чвиркает радостно птица, заглатывая червя, как переговариваются весело девки с'парнями на соседнем поле. Все казалось ему частью великсй благости. 97 4 Сибирские огни № 3