Сибирские огни, 1986, № 3
— Деда, а что с отцом-то вы так живете? — По-разному мы живем,— Тимофей нахмурился.— Он за Мяси ным в прискочку бежит и догонит небось. Хозяин крепкий. А у меня мечта — чтоб все позаживнее жили. — Чтоб у всех одинаково все было? — Одинаково оно никак не будет. Вон в лесу сколь деревьев — и у каждого свой рост. Но земля-то одна, и солнце одно, и дождь один на всех. Вот и я хочу, чтоб каждый житель свою землю возделывал, будь он хоть дважды знатный, а хлебного дела не гнушайся... Ты как приедешь в Москву, карточку мне сразу и вышли. — Хорошо, деда. Ну, побежал я, а то отец сердиться будет. А то, может, вместе пойдем? — Вместе с тобой мы на могилу ко мне сходим. Приходи завтра. Да и сочинение свое покажу... Уезжал Винарий в Москву как раз после переписи населения. Впервые Россия проводила такую затею. Тимофей радовался, что внука записали не где-нибудь, а на родине. И вообще, в том, что пра вительство решило сосчитать своих людей, Бондареву виделся тайный знак. На бумаге-то все станет ясно, и кто чем занят, и как лучше устроить жизнь, чтобы обрела она свои берега и рекой текла легко и неостановимо. Винарию на прощание Тимофей подарил копию своего сочине ния— пусть и там, в Москве, почитают. Кто подивится, кто поморщит ся, а иной и на душу положит... Еще был август, но погода неожиданно испортилась и по всем приметам надолго. Тимофей после отъезда внука, чтобы наверстать упущенное, вставал рано. Хотя сомнений — идти сегодня к могиле или остаться дома^— не было, он долго стоял у окна. Земля уже так пропиталась влагой, что дорога совсем раскисла. По стеклу беспрерывно хлестали мелкие кап ли и стекали неровными струйками. Тимофей посмотрел на посечен ные каменной крошкой ладони, а ведь какие крепкие еще, им бы ра ботать да работать. «Выходит, смерть нашла мне замену. Выходит, сделал я свое дело и должен уступить другому. Дай бы бог так...» Вывернув башлыком мешок, Тимофей надел его на голову и вы шел. Такое всегда высокое над степью небо, тоже, словно намокнув и отяжелев, просело. В серой мороси и далекий горизонт потерялся. «Ну, ничего, там костерок разведу, подсушусь»,— и он отправился по липкому глинистому месиву. — Эй, дед! Ты опять помирать пошел? — услышал он сзади голос, обернулся. Голопузый мальчишка сидел на заплоте и смеялся. Его большая, стриженная наголо грлова походила на тыкву. Тимофей улыбнулся, а мальчишка, проворно соскочив, скрылся в сенях^ «Это Степана Вырина, меньшой,— подумал Тимофеи. Ему жить и работать уже в другом веке. А как оно там будет? Может, об разумятся люди? Ведь для этого много не надо, в одну минуту озаре ние может прийти. Жалко, что я к вам уже не смогу появиться, но вы-то ко мне все придете...» За селом Тимофей свернул с дороги и пошел степью. Выжженная солнцем за лето трава тоже размокла, спуталась. Тимофей прищу рился, но тополей не было видно. «Неужели и я могу так потеряться в людском море?» Он прибавил шагу... «Вот как я 22 года ходатайствовал перед правительством о бла гополучии всего мира, среди забот и попечениев житейских тихим по черком 3500 листов списал без корыстной цели, ради благополучия все го мира»...— Вчера уже, в сумерках он высек эту фразу и никак не мог продолжить. Поначалу хотел из письма Толстого взять мысль, но мес та на плите оставалось мало. «Надо было раньше взяться да и высечь все на камне Эх, обернуть бы время назад, хоть пару годов, отвез бы я тогда все эти плиты в Красноярск да расставил по главной улице. Сколько людей там проходит,— глядишь, один-другои да и остановятся, 95
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2