Сибирские огни, 1986, № 3
Вот и готово. Черная, с каменистыми вкраплениями земля дохну ла не здешним покоем, и будто непостижимая тайна ночного неба на мгновение приоткрылась. Тимофей присел рядом, взял комок и стал разминать его. Бемля долго не согревалась в ладони, и Тимофей поднес ее ко рту, подышал. Напитавшись человеческим паром, она перестала рассыпаться^ крупин ками и теперь лежала в объятии пальцев спокойно, как ручной зверек. Тимофей не удержался и потрогал ее губами. «Недолго осталось ждать, только бы собраться успеть», он опус тил земляной мякиш в карман и принялся углублять могилу. Работал степенно, словно каждая лопата земли имела особую значимость. Вечером, когда Тимофей возвращался домой, его нагнала бричка с Ликаловым. Он опять вспомнил тот давний случай, что подвинул его на долгое сочинительство. Но в этот раз, миновав Бондарева, Ликалов резко осадил лошадь и, не оглядываясь, крикнул: — Письмо тебе пришло, забрать надо. Тимофей было прибавил шаг, но Ликалов, гикнув, понесся дальше. «Чертополох какой! Нет бы сразу отдать... Ну, торжествуй, а придет твой срок, как камень, в земле сгинешь...» * * * «Дорогой друг мой, Тимофей Михайлович! Я виноват в том, что получил твое письмо, а до сих пор не ответил. То были дела, а то нездоровье, а кое-как отвечать не хотел. Дела мои только в том, чтобы выяснить как можно лучше и понятнее людям ту истину о жизни, которую я знаю, и которая дает мне благо, и которую люди не знают, заместо которой верят в ложь, которой их научают об манщики. Не надо отчаиваться, а надо по мере сил высказывать то, что знаешь. Не при нашей жизни, так после нее и узнают и поверят, что в на ших речах справедливого. Правда не горит, не тонет. Твое сочинение де лало и делает и будет делать свое дело, обличая людей и открывая им глаза... Братски целую тебя, Лев Толстой». ...Скоро яма была готова, и Тимофей, прежде чем оградку делать, решил посадить рядом деревья, чтобы манили они путника прохладой и тенью, мало-мальское укрытие в непогоду давали, да и ему там, в окружении живых корней, веселей будет. Хоть как-то, но ведь, навер ное, передастся голос ветра и солнца от листа к ветке, от ветки к стволу и дальше, туда, где во мраке будет лежать его тело. Хотелось бы разных дерев, но близилась середина лета, а в эту пору, кроме тополя, и не примется ничего. Берегом реки далеко вниз ушел Тимофей, выбирая подходящие деревца. То велики, то малы саженцы были, то статью не нравились. Обогнув очередную заростель, Тимофей хотел назад поворачивать, да уж больно ладная кулижка попалась, вся в цветах, как платок празднич ный. «Передохну,, а дальше видно будет»,— решил Тимофей и пошел в затень, на край поляны. И здесь, рядом с необъятным черемуховым кустом, он наконец-то увидел то, что искал. Да не один, а три тополька, хоть и не высоких, по плечо всего, но уже с окрепшими тельцами, как раз такими, чтобы посадить на открытом продувном месте. «Так и пойдете вы со мной неразлучные»,— Тимофей присел рядом, топольки чуть слышно шелестели, переговаривались, словно решали, соглашаться ли им с этим косматым мужиком. Поодиночке, в три дня пересадил Тимофей деревца и теперь старал ся все время быть с ними. Утром воду носил поливать, вечером землю рыхлил, а то просто сидел рядом, как с детьми своими, слушал их бор мотание и отходил душой, забывал все обиды и горести. Скоро топольки заметно пошли в рост, и Тимофей взялся начисто 90
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2