Сибирские огни, 1986, № 3

вдруг вспомнил тот день, когда впервые положил перед собой бумагу и сел за стол. Тогда он еще не знал, что выйдет из-под пера, ни о каком сочинении и не думал, хотелось только высказать свои заботы, ду­ шу облегчить. В ту пору, после недолгих, но теплых и безветренных хлебород­ ных дождей, ярица раньше обычного набрала тяжелый колос. Дере­ венские решили обождать еще день-два, а Тимофей не стерпел и ушел в поле. Работа с землей для него — всегда благость. Режет острое жа­ ло стебли, стелются с шорохом они, а Тимофей думает, порою и вслух говорит. С землею, с хлебом — и оживают они для него. «Сколько си­ лы своей отдаешь ты нам. И безголосая хоть, а слышу я тебя и пони­ маю. Веками несешь ты мужику свой богатый приплод, а мужик как был голь перекатная, так и есть. Куда же уходит твоя щедрая сила?» Весь день работал Тимофей на поле, утомился. А путь до деревни не близкий — верст пять топать, да мысли еще тяжелые не отступают. Где там солнце? Хоть бы оно спряталось, не пекло в затылок. Тимофей оглянулся. Серая пыльная дорога меж желтых полей казалась беско­ нечной и удручающей. Где-то вдали, на обрезе горизонта, шустрым паучком двигался возок. Тимофей подошел к обочине, сорвал несколько ржаных колосков, понюхал, потом долго разглядывал их, словно искал что-то особенное. «Вот он — вечный двигатель, который бее ученые и академики ищут, с ног сбиваются и головы бесплодными мыслями изнашивают. А самая главная загадка — вот она. Спроси у ученых: живая земля? Мертвая — скажут...» Со стрекотом из’ обочинных зарослей спорыша и ромашки выско­ чил на дорогу большой кузнечик. Плюхнувшись в пыль, он махнул са­ белькой, будто путь себе расчищая, и, растопырив крылышки, скакнул вперед. «Ишь ты, мелочь какая, а шагов на пять моих упорхнул. И те­ бя ведь земля наша вынянчила...» Тимофей не заметил, как далекий возок нагнал его. Уже услышав дыхание лошади, он оглянулся, в лучах закатного солнца повозка ка­ залась особенно красивой и легкой, только чуть ускорь ее бег — и она полетит в золотом мареве над полями, теряя на ходу и этого мало-маль­ ски знатненького господина, и подушки вышитые, в которых развалил­ ся он от безделья с таким важным видом. Тимофей отступил, снял картуз, поклонился. Он узнал господина, но тот, как с сухим деревом, поравнялся с ним; экая, мол, оказия встре­ тилась, и здороваться не стал, а только поморщился брезгливо. Не видно уже было возка, и пыль осела, а Тимофей все никак не мог успокоиться. «Чем же я тебя раздосадовал так, Ликалов? У меня сегодня праздник был, хлеб я начал убирать, которым и ты кормишься. Нет бы остановиться да поздравить, порадоваться вместе, так ты, как сатана, пролетел, только что не плюнул...» Вечером Бондарев и сел первый раз перед чистой бумагой... Вспоминая этот случай, Тимофей ушел чуть не до озера. Теперь назад надо, здесь могила никому не нужна будет. «Да и зачем особое место искать, только чтр не на кладбище сделать, а рядом с деревней, у дороги. Поставить столик, а в нем чтобы все труды мои, всякий, кто захочет, остановится и прочитает...» Весь следующий день Тимофей собирался. Приготовил чистую одежду, черенок у лопаты поменял, даже бороду перед зеркалом по­ острит ровнее. Так в заботах и провозился до вечера. Мария с трево­ гой поглядывала на мужа,— что он опять затеял, но спрашивать не стала. Когда Тимофей таится, с вопросами лучше не подходить. Легко встает солнце, переполненное теплом и светом, оно льет свою благодать, торопится обогреть зеленый мир. К месту Тимофей пришел рано, чтобы снять дерн, пока роса не подсохла. Он быстро на­ метил положенный прямоугольник, поделил его на квадраты и, акку­ ратно подрезая зеленый покров, словно крышку снимал с будущей могилы. 89