Сибирские огни, 1986, № 3
— Что ж мне теперь на колени перед родным сыном становиться. — Горе ты мое,—и Мария сама отправилась к Данилу. О чем она там говорила, неизвестно, но к вечеру сын приехал на телеге, забрал мешки с пшеницей. Тимофей стоял на крыльце, но помогать не стал, смотрел. п — Ты к Ликалову-то зайди,— уже закрывая ворота, сказал Д а нил.—Там письмо тебе какое-то. Тимофей хотел было бежать, да остановился. «От губернатора, на верное. Если добрая весть, она и завтра будет доброй, а плохая и погодит». Не спалось Тимофею, он долго ворочался, чего только не представ лялось в этом неведомом письме. Уже под утро, измаявшись, он ушел в баньку, растопил печурку, свечу на край стола поставил и шепотом стал наговаривать: «Здравствуй, Лев Николаевич! Усталость ко мне пришла, не изба виться. Ни жить, ни смотреть ясно не могу. Некому поверить, присло ниться не к чему. Ну не горько ли, даю я голодному хлеб, а он его в грязь кидает? Хуже слепого...» Письмо оказалось от Мартьянова. Николай Михайлович, как всегда, зазывал в гости, сокрушался, что не встретились они весной, но самое главное, сообщил, что сочинение Тимофея напечатано во Франции в издательстве Фламариона с предисловием некоего Амадея Пажеса, а устроил все это будто бы Лев Николаевич Толстой. «Весть-то какая! Господи, докричался. Неужто подвинулось?! Вот тебе и Бондарев, вот тебе и дурной старик,— Тимофей даже моложе себя почувствовал.— Книжку-то хоть бы скорей прислали, напечатанное людям показать, тут уж они не отвертятся. Живет истина! Ну не празд ник ли? Эй, вы!..» Сразу же Тимофей сел за письмо Толстому. Вначале все, что ночью надумал, обсказал, а потом— что сил у него прибавилось несказан но и истину свою он поведет дальше... Вот ведь как мало человеку надо. Одна добрая весть, а все перевер нулось. Ну и пусть молчат цари с губернаторами, знать, ума у них недостало, а страны-то просвещенные не гнушаются его мужицких слов,тянутся. В декабре Тимофею пришел ответ от Толстого. «Очень я был обрадован вашим письмом, во-первых, потому что из него узнал, что вы живы и здоровы и меня помните, а во-вторых, тем, что вас занимает самый, по моему мнению, важный вопрос... Книгу вашу по-французски пошлю вам на днях, Она осталась в деревне. А я теперь в Москве. Очень рад буду получить от вас еще писание, как обещаете. Дай Бог вам всего хорошего!» 1894 ГОД После Рождества Тимофей уже ждал книгу, он старался встре тить на улице Ликалова, невольно даже- подкарауливал, выглядывая в окно, но староста молчал, а иногда, словно чувствуя нетерпение Бон дарева, усмехался ему прямо в лицо. Ушла зима, и весна скатывалась, а книги все не было. Однажды Ликалов, проходя мимо Тимофея, оскалился, будто сказать что хотел, да так и протопал важно. «А ведь знает он что-то,— подумал Тимофей! хотел было нагнать, спросить, но остановился. Если и знает —не ска жет, обругает только». Высоким звонким курлыканьем вдруг наполнилось небо. Летели красавки. Тимофей засмотрелся на журавлиный клин, забыл сразу и про Ликалова, и про заботы, встрепенулась душа будто птица, к простору стремилась... 82
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2