Сибирские огни, 1986, № 3

ленником Л. Н. Толстым и глубоко сочувствуем тому, что случилось. Все мы очень бы хотели с вами встретиться...» Всхлипывая, как ребенок, плакал Тимофей. Переписку с Толстым он прекратил, не видя в ней смысла, и это были первые человеческие слова, обращенные к нему за последний год. «Тимофеи Михайлович, возможно, вы не знаете, что нынешней вес­ ной в двух нумерах «Русского дела» было напечатано ваше «Трудолю­ бие, или Торжество земледельца», с предисловием Льва Николаевича. Редакции ваше сочинение показалось настолько новым и оригинальным, что она сопроводила его примечанием, в котором писала как о поэти­ ческом произведении, полном чарующей искренности, которое станет историческим достоянием нашей литературы. Много хороших слов о верности и глубине основной мысли вашего сочинения написал и Лев Николаевич. Все это вас, наверное, обрадует, как и нас, когда мы узнали об этом. Но, к сожалению, ни одного нумера еженедельника выслать вам мы не сможем. По выходе из типографии журналы были конфиско­ ваны, а редактор получил предостережение от министра за «вредное направление» его. Ради бога, не отчаивайтесь, Тимофей Михайлович! Мы всегда рады вам и ждем в гости...» «Вот загадка, вот так задача,—Тимофей встал и ему захотелось с такой силой распахнуть избушку, чтобы хлынули свет и свежесть и принесли ему новых сил и терпения.—Хвалить можно, а ту вещь, кото­ рая хвалится, выпустить в свет и показать людям нельзя. Так вот загад­ ка, так вот задача для тебя, правительство! Вы и рассуждение потеряли с нею, что делать и как быть с нею, не знаете!» Тимофей перечитал письмо и отправился к Федянину, но по дороге передумал —о чем говорить им, если Гаврил только поддакивает, а на уме другое держит. Не к кому пойти. Барану в волчьей стае и то легче, все про себя наперед знает. А тут— как в петле иезуитской, затянута, но не до смер­ ти, чтобы в судорогах жизнь прошла. Тимофей вдруг вспомнил, как он ехал первый раз в Минусинск к Мартьянову. Давно ли, а как в другой жизни было. Да ведь это тогда он встретил в Бейском трактире девчонку полоумную и со страхом поду­ мал о боге. И в самом деле, какой же он правосудный правитель мира, если порок счастлив, а добродетель несчастна? Всем миром лень правит. Не повиноваться, а повелевать —вот заповедь ее. А одному эту лень не сломить, и сила с каждым годом все убывает. «Господи, да куда же это я иду? Степь ведь кругом...» 1889 ГОД Начав заниматься со школьниками, Тимофей перестал так нещадно горевать, достал спрятанные черновики рукописей, опять ночами подол­ гу засиживался в баньке. Мир большой, и если свои правители молчат, то чего не попробо­ вать к другим обратиться? Земля везде есть, и хлеб растет на ней повсе­ местно, значит, и мужик, только что говорит не по-русски, также делает свое вечное дело. Переписав на чистовик два экземпляра рукописи, Тимофей, как на праздник, собирался в Минусинск. Чтобы не испортить настроения, ста­ рался нй с кем не скандалить, а Мария если заворчит, то кивал и согла­ шался. Так и доехал он в радости до Мартьянова и сразу попал за праздничный стол. Из ссылки возвращался в Россию Белоконский, и у Николая Михай­ ловича собралось по этому случаю небольшое общество. Почти все здесь Бондарева знали или были наслышаны о нем. — Как хорошо, что вы приехали,—Мартьянов усадил Тимофея.— А мы только что о вас говорили. — Да что скрывать, Тимофей Михайлович,—Белоконский при­ 75