Сибирские огни, 1986, № 3

— А ты боялся. Да мы с тобой, надо будет —и до самого бога дойдем. Держись за Бондарева, у него звезда, с ним не пропадешь. Вот скоро ко Льву Николаевичу придем, познакомлю тебя. Таких людей, как Толстой, на земле больше нету. Потому и нельзя нам с тобой поворачи­ вать. Придем, я скажу, вот, Лев Николаевич, друг мой и напарник во всех бедах, конь мой Каурка. Ты не гляди, что он неказист, зато понят­ лив и от работы не прячется. А еще расскажу, как речка вот эта чуть не проглотила. А помогает-то нам истина, открыл я ее, Каурка, как дверцу золотую, она нас с тобой и ведет по всем дорогам. Не будь ее, сгинули б уже давно... Солнце еще не показалось, как только заполошились птицы, Тимо­ фей отправился. Тайга становилась все реже и однообразней, а к концу дня остались только лиственничные перелески, меж которых светились полянки купаленок. Тропа шла круто вверх, часто плутала среди камен­ ных навалов. Тимофей почти не садился на Каурку, топал рядом или чуть впере­ ди. «Вернусь домой, ведь не поверят, где был. Да что с них возьмешь? Как бубны пустые, у кого рука половчей, как у Мясина, тот и бундит в них». Небо все сильнее синело, близко и величественно проходили обла­ ка, чуть не задевая за уступы скал. Где-то недалеко уже был перевал. Купаленки сменились малиновыми островками бадана, на камнях коря­ чились редкие низкорослые лиственки, рядом с которыми, словно ища защиты, кучерявились приплюснутые ольшины. Тимофей сломил ветку лиственки, пожевал кислых иголок. «Ишь, какая настырная деревина, как к богу, к солнцу тянется. А чего тебе внизу, места, что ли, не хватило или здесь воздух слаще? Свободы, наверное, искала. А свобода-то, она, видишь, какая? Камни да небо». Все свежее тянул ветер, тропа вышла на крутой откос, под которым гудел, словно загнанный конь в пене, ручей. Тимофей торопился — ма­ нила невидимая вершина, как девка молодого парня. Хотелось пить, дыхание перехватывало, кровь, казалось, кипела, но все быстрее и шире шагал Бондарев. И открылась даль на все стороны света, неожиданно распахнулась, как истина когда-то во всей своей пугающей красоте, так что хотелось пасть смиренно на колени и разрыдаться от умиления и восторга. Как далека ты и прекрасна, безгрешная мать-земля, благодатью и силой дышит твоя всегда молодая грудь. Куда ни пойти взгляду — всюду ты, вечная и единственная для своих детей, летучих и ползучих, плывучих и бегучих. Вскормила ты их всех одинаково и каждому дала путь. Как в молитве, забыв, кто он, откуда и куда, стоял Тимофей на вер­ шине, и ветры со всех четырех сторон, знойные и студеные, колюйие и мягкие, вихрились вокруг него, трепали седую бороду, сушили одино­ кую слезу на задубевшей щеке. Был бы молод и самонадеян, свистнул или закричал, топнул ногой, мол, знайте наших, но где та пора? Тимофей опустился на траву, сорвал несколько былинок и, словно стараясь запомнить их запах, при­ жал к лицу. «Сюда бы привести всех людей и прочитать сочинение,—огляды­ вая беспредельную даль, подумал он.—Только здесь человек забудет о своем сундуке и захочет познать истину». Свернув с тропы, Тимофей отыскал меж валунов место поукромнее, где не так задувало, и устроился на ночлег. _ Частые необыкновенно крупные звезды рассеялись по небу. Тимо­ фей затаился, и стало слышно, как перекликаются они, как звенит меж них ветер. В этой музыке угадывались и смех и шепот, и слезы и крик, и птичий щебет и шум воды, и шелест листвы и ржаного поля, словно и не музыка это была, а небесная сфера переливала великое время из будущего в прошлое... Еще столько же дней был Тимофей в пути, пока не вышел к Кузнец­ 71