Сибирские огни, 1986, № 3
Дождавшись тепла, Тимофей, готовясь к большой дороге, опять тай но побывал в Минусинске. И Лебедев, и Мартьянов, хорошо знавшие строгость властей, отговаривали от путешествия. — Надо мне побывать там. Человеку нет на земле предела, а вы останавливаете. Не за этим я ехал, а за добрым советом. — Возможно, и стоит вам встретиться,—Мартьянов задумался.— По себе знаю, мучает когда задача, лучше всего с единомышленником посидеть рядом, пусть и молчит он, а помощь от него незримым током идет. И открывается то, над чем бился столько. Да вот подумал, чего бы не подождать вам, когда железную дорогу построят. Такой путь на коне не враз одолеешь. — Когда ж это будет? А у меня каждый год на счету. И ждать я устал. От царя жду, от министра. Теперь еще и дорогу ждать. Нет, до рога в моей воле. Пусть жандармы да чиновники думают, что взяли надо мной верх, а я за хлебное дело и перед богом не остановлюсь. Прощаясь, все желали Тимофею счастливой дороги, просили пере дать Толстому поклон и спасибо за его великое дело. В мыслях он был уже там, за Уралом, и, временами забываясь, ог лядывался, не узнавал свой дом. Казалось, где-то здесь его великий еди номышленник. Без вида на выезд, прикидывал Тимофей, через Ачинск по Москов скому тракту сразу задержат. Хоть и удобная это дорога, но остается один путь — через Таштып, долиной реки, тайгою и через горы на Куз нецк, дальше на Омск, на Челябу... Провианту припасено было доста точно, да реки после половодья еще не опали, недельки бы две погодить, но боялся Тимофей за Марию — вот-вот раскроет побег. Собрав бумаги свои и письма Толстого, он решил ночью отправиться. На крыльце столкнулся с женой. — Душно в избе, я на сеновале заночую. Он взобрался наверх. Сенная труха под ногами шуршала, и Тимо фей подумал: а ведь и у тебя, Лев Николаевич, растут такие травы, так же вот похрустывают и пахнут, все так же. И хлеб мы с тобой один едим, и на мир смотрим одними глазами, свидеться бы только... Вот-вот должно засветать, спит в эту пору деревня крепко. Тимофей глаз не сомкнул, дожидаясь заветного часа. Зануздав коня, он навьючил торока с ’продуктами, присел на прощанье на крыльцо. «Господи, помоги страннику Бондареву, все ведомые и неведомые дали он исходил в мыслях, по зерну искал правду, потом своим и кровью не богатство наживал, а истину всесветную, дай ему ладной дороги, а он свое.святое дело до конца пронесет, помоги мне, Господи»,—Тимо фей встал и вздрогнул. Скрипнула дверь и вышла Мария. — Скажи уж. — Про это не скажешь. Глазам-то вроде и далеко, а душе близко. — А вернешься ли? —Мария не удержалась, заплакала. — Куда я денусь, здесь помирать буду... А ты не видела, как я уез жаю, и ничего не знаешь, так всем и говори. Да не плачь ты, не бродя жить я собрался. Ну, до свидания, а то время мое уходит. Плакала тихо Мария и ничего не сказала вслед. Конь шел хорошо, и подгонять не надо было. Под ровный стук ко пыт расступалась прохладная ночь. Одинокий беглец и последние звез ды на небе уходили по своим делам каждый в разные стороны. Тимофей знал: хватятся его дней через пять, сообщат в полицейские управления по Московскому тракту, поищут неделю —другую, да и от ступятся. Сгинул человек, небось еще и обрадуются —беспокойный он был. Мария бы только промолчала. Чуть не из-под копыт коня шуганул заяц. Заполошный спросонья, он выскочил на бугор и заверёщал. Тимофей, всю ночь не спавший и перенервничавший, дремал в седле, и сейчас сам медведь бы, навер ное, его не испугал. За спиной уже вставало солнце, и казавшаяся неприступной близкая стена леса светлела, и открывалась хмурая таеж 69
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2