Сибирские огни, 1986, № 3

вовал в Белоконском пугающую неистовость.—А в вас, Иван Петрович, злоба говорит. Делу она не советчик. От злобы человек слепнет и творит худое. — Не злоба, а злость, что вы, те, кто несете на себе все страдания, кто и должен первым взять в руки вилы да колья, все рассуждаете о ка­ кой-то любви. Нет, я уже давно понял: ничего пока делать не надо — чем хуже, тем лучше, затаиться надо и ждать. А как лопнет у вас терпе­ ние, как возьмете вы в руки дубины, тут и мы выйдем и направим дви­ жение. — А направите-то куда? Да чтобы себя еще пуще возвеличить! А как оставались бездельниками, так и останетесь,—Тимофей махнул рукой. — Это уж вы зря... — Понял я вас, Иван Петрович. Разрушитель вы, а не строитель. В этом и отличие наше... Тимофей хмуро засобирался в обратный путь и, уже прощаясь, вспомнил, протянул Лебедеву сверток. — Василий Степанович, еще раз хочу вас попросить. Дополнение я написал к своему труду, переправьте графу Толстому. Из ваших рук оно надежней. • — А что же вы от нас в тайне держите? — Не таюсь я, читайте. Покажите и Мартьянову, да всем, у кого интерес увидите... А то, что круто я говорил сегодня, не берите в голову. Характер у меня такой, не умею прятаться... * * * Получив второе письмо от Толстого, Тимофей заседлал коня и уехал' за Песчаное озеро в бор. Только там, где не помешает посторонний взгляд, он открыл конверт. «...Вашу проповедь я списал для многих моих друзей, но печатать ее еще не отдавал. С нынешней почтой пошлю в Петербург, в журнал «Русское богатство», и приложу все старание, чтобы она была отпеча­ тана... Из вашей статьи я почерпнул много полезного для людей, и в той книге, которую я пишу об этом же предмете, и упомянул о том, что я по­ черпнул это не от ученых и мудрых мира сего, но от крестьянина Т. М. Бондарева. Свое писание об этом я очень желал бы прислать вам, но вот уже пять лет все, что я пишу об этом предмете, о том, что мы все живем не по закону Бога, все это правительством запрещается и книжки мои запрещают и сжигают. Поэтому-то самому я и писал вам, что напрасно вы трудитесь подавать прошения министру внутренних дел и государю. И государь и министры, все запрещают даже говорить про это...» Совсем рядом, на сломленной ветром сосне, долбился дятел. Чешуй­ ки коры в струях воздуха парили и падали на страницу письма. Тимофей посмотрел на птицу, но шикать не стал, так уж старательно она работа­ ла, что зависть брала. «Я думаю так, что если человек понял истину и высказал или на­ писал ее, то она не пропадет. Плохой тот пахарь, который оглядывается назад: много ли он напахал... Не тужите и о том, что ваши ближние вас не понимают и не ценят. Что вам за дело? Ведь вы не для славы человеческой трудились и тру­ дитесь. А дело ваше принесло плоды и принесет, только не придется нам видеть их и вкусить от них... Заставить всех силком трудиться никак нельзя потому, что сила-то вся в руках тех, которые не хотят трудиться. Прощайте, уважаемый друг и брат...» Тихо в лесу, даже дятел замолчал, только головой покручивает, словно ждет чего-то. «Был бы ты разумный, я бы тебе все сказал и до­ нес бы ты мои слова до Льва Николаевича»,—Тимофей, не оглядываясь, пошел в деревню... 67 3 *