Сибирские огни, 1986, № 3

— Иди куда идешь, беспутый... Давно ли было, радовался Тимофей — закончено сочинение, узна­ ют его скоро все, и поворот будет. Но' полгода уже прошло, а вестей никаких. А может, комиссию царь задумал, ученых людей собирает? Но чего ж тогда таиться? И Бондарева бы призвать можно... Тимофей зашел в баньку, достал черновики. Пусть молчат, но мне-то кто указал? Россия большая, людей в ней, как звезд на небе. Стучаться надо во все двери, не один же я хлебное дело величу. Как и раньше, Тимофей прибрался в избушке, поставил свечи. «Жизни бы дал бог поболе, я бы каждому человеку на земле пере­ писал список». Окунувшись в свое творение, он словно помолодел, словно вернул­ ся к тем дням, когда начинал труд. Через месяц три новых списка было готово. Времени оставалось мало, подходила пора сеять, и Тимофей сразу собрался в Минусинск. Ликалов, занятый какой-то бумагой, долго не смотрел на Бонда­ рева, потом молча поднял голову. — В Минусинск мне надо,— Тимофей чуть замолчал, решаясь на ложь — Данила отделяется, а с ним хозяйства умного уходит. Так я прикупить кой-чего хочу. — Чего это он отделяется? — Кто его знает. — Не положено тебе ездить. Да не смотри ты на меня чертом,— Ликалов озлился.— Найдем скоро управу. Наездишься! «Сатана, а не человек,—Тимофей понял — теперь с выездами бу­ дет нелегко.— Значит, минусинские власти указали, боятся, что опять царю напишу. Да меня ведь не остановишь». На другой день ночью Тимофей тайно был в Минусинске. В заез­ жий дом теперь нельзя, и он сразу отправился к музею. Знакомое красное здание светилось всего тремя окнами. Тимофей осторожно постучал. — Мне бы Мартьянова, это Бондарев. — Тимофей Михайлович, погодите,— дверь распахнулась.— Вот хорошо-то. А я в библиотеке засиделся. Бондарев, еще не пришедший в себя после долгой и спешной до­ роги, хоть и узнал Лебедева, стоял молча, не решаясь пройти. — Да что же вы? ч — Мне бы Николая Михайловича. Мартьянов, услышав разговор, уже вышел. — Проходите же, Тимофей Михайлович. Давно ли прибыли? — Только вот с лошади. С просьбой я к вам. Пока гость проходил, раздевался, Лебедев уже поставил самовар. — Нету известий, Николай Михайлович, все глаза проглядел. Молчат царские кабинеты, да думаю — не зря. Просил вид на выезд, не дали. Боятся, значит. А боятся — это хорошо, так я понимаю. — Сейчас наши власти всего боятся. Время больно нехорошее. В одном Минусинске сколько ссыльных, а в Сибири и не сосчитать Всех сюда — и анархистов, и пропагандистов, и заговорщиков. — Это что ж, учения такие? Да, можно сказать, учения. Вот, Василий Степанович, тоже ведь из народников,—Мартьянов вздохнул.— Хотели мир переделать. — Как же они его переделают, если пути у них нету? — Был, наверное, какой-то путь. — Какой-то уже не путь. Путь один — вот здесь он,— Тимофей показал на стопку своих рукописей.— Надумал я, Николай Михайло­ вич, переписывать свой труд, пока рука перо держит, и отправлять государственным людям. Хоть бы одий зацепился, вдвоем-то легче тянуть воз. — И кому же сейчас хотите отправить? — Один экземпляр еще раз царю, вдруг затерялось, а нет, так на-