Сибирские огни, 1986, № 3

— Ну, иди, иди,— отправил писаря почтмейстер, стараясь вместе с ним расстаться и с неприятной новостью. Экий пустяк, а вся возвышенность и благодушие Бурмакина сошли, он впал в растерянность й все поглядывал с тревогой на дверь. И она распахнулась. — Здравствуйте,— с каким-либо иным делом Тимофей бы, может, и заробел, но. сейчас был настроен решительно, подошел вплотную к столу.— Рассудите нас, господин почтмейстер. Писарь ваш не берет у меня пакет, а где он такое право взял? Царь-батюшка, помазанник божий, всегда простой народ слушает и правду ищет. А юн, значит, на пути его встает? — Ты кто таков? * — Бондарев я, Тимофей Михайлович. Крестьянским трудом живу. — Ишь ты! Бондарев, значит. Так ты свой пакетик-то оставь у меня. — Оформить же надо, записать. Дойдет ли он так? — Вон отсюда! Смутьян,— Бурмакин чуть не дрожал от гнева.— Становому, в кутузку сдам! — Да что ж это за бесправие? — Тимофей прижал к груди пакет и, прежде чем уйти, посмотрел в глаза Бурмакина, цепко и вниматель­ но, словно хотел доискаться в них до чего-то.— Вот теперь я точно знаю, за что вам платят деньги. За это и платят... Бурмакин вскочил, лицо его искривленно дернулось, но .Тимофей уже не слышал ни угроз, ни ругательств, он торопился в музей. Узнав о происшествии, Мартьянов рассмеялся: — Почтмейстера-то мы убедим. Он просто струсил. До Петер­ бурга ваше сочинение дойдет, а вот дальше — не ручаюсь. Там крысы поважнее сидят. , — Черновые листы я у себя оставил. Этим путем не получится, другим буду пробовать. Истицу я познал, а для нее нет удержу... * * * / \ / \ , • ■ ' Чем жить дальше, что делать? Как дитя беспризорное ушло сочи­ нение, не подает голосу. Пойти бы следом, но спросить не у кого. Гудит над голым пространством степи- весенний ветер, такой же дурной и безрадостный, как и зимой был, как и осенью. Холмы, что сто­ ят на его пути, он так обтрепал — даже каменные ребра повылезли, пугают в сумерках. Как и холмы эти, сох Тимофей от ожидания больше, чем от рабо­ ты, нервничал. Оно бы еще ничего, да тут Данил задум ад отделяться. Не' добро было жалко половинить, здесь другое — больно прыткий стал сын. Тимофей и раньше замечал — жадный взгляд у Данила, Да не думал, йто все так обернехся. — Ты чего к Мясину зачастил? — Тимофей остановил сына у ворот. — Я уж сам хозяин, вот и думаю, как жить,— отвернувшись от отца, Данил хотел пройти. — Погоди, хозяин. Ты мне скажи. — А скажу, так тошно станет. — Ну, говори. — А то, что не хочу я...—Данил остановился.— Безбожник ты, нет в тебе никакой веры. Народ зря не будет пальцем крутить. Весь твой разум в бумагу ушел. — Вон ты как... — Вот так. Не хочу я, чтоб смотрели на меня из окошек, как на пца. — Кто ж на тебя смотрит? -— На тебя смотрят. Сразу жалели, потом придурком считали, а теперь ты всем как враг. Царя вздумал учить, а где учидка твоя? 61