Сибирские огни, 1986, № 3

«— Вы не согласны? — не получив ответа, Белоконский как-то сник. — Доводилось и мне читать «Путешествие», Тимофей теперь по-настоящему озлился.—Да как же вы плохо думаете обо мне. По-вашему, столько годов я потратил, чтоб за Радищевым пойти?.. — Тимофей Михайлович,— Лебедев привстал,— вот мы считаем себя народниками и думаем, что знаем крестьянина, его нужды и как ему жить даль’ше. А прочитал я ваш труд и понял, не нам вас учить, а вы должны поделиться своей мудростью. Ведь все, что копилось в русском мужике веками, вам удалось высказать. Да что слова, Лебедев махнул рукой.:—Николай Михайлович, дайте рукопись. Мартьянов достал из стола сочинение Бондарева, и Лебедев мед­ ленно, словно боясь пропустить что-то важное, начал читать. — От повторения ума у нас не прибавится,— прервал его^ Тимо­ фей и, привстав, забрал рукопись. Попросил у Мартьянова клей и бу­ магу, плотно Обернул сочинение, тщательно запечатал его. — Теперь пусть путешествует,— улыбнулся он и положил на па­ кет тяжелую ладонь, словно стараясь пригреть на прощанье свое со­ чинение. , * * * т..Городок только открыл ставни, а Тимофей уже сидел на почто* вом крыльце и прикидывал, сколько же это дней будет идти пакет? «Знали бы, что в нем, так срочной, с государственными бумагами от­ правили... Откуда им знать,— мужик пришел, жалобщик. На большее ума у них недостаток». К Тимофею подошел парнишка и сел рядом. — Дядька, а я тебя не боюсь,— сказал он, поглядывая на-пакет Бондарева. — Экий ты сме^ій. Ну, рассказывай. — А что рассказывать? Мне вот интересно про бумагу твою узнать. — Узнаешь. Все скоро узнают. Там про всех сказано. — А бреінешь. Про меня-то не сказано. Вот чей я? — Как чей, отца с матерью. — Хитрый ты, дядька. Тимофей встал. На крыльцо поднимался почтмейстер Серафим Лукич Бурмакин. На Бондарева он и не взглянул, был преисполнен такого величия, словно впереди его ждал престол. А все от того, что свое дело Серафим Лукич считал наиглавиейшим. Ведь через него го­ родок держал связь с Москвой и Петербургом, а случалось, приходили пакеты и из самого Парижа. Тогда Бурмакин запирал их в ящик и держал там по неделе, а то и больше. Все эти дни он ходил с таким таинственным и напыщенным видом, что даже жена начинала к нему не иначе как «Серафим Лукич» обращаться. На службе Бурмакин тайком разглядывал пакет и так ему хотелось вскрыть его, что он за­ нимал ладони меж колен и сладостно щурился. И только когда прихо­ дила другая, хоть мало-мальски важная бумага, Серафим Лукич рас ставался с заграничным пакетом. Не успел почтмейстер и расположиться^ как следует, только поерзал в кресле, как вошел писарь и осторожно рассмеялся. — Там мужик один вас дожидается,— писарь на мгновение за мялся.— Пакет принес. В Петербург отправить хочет. Да не куда-ни будь, а самодержцу нашему. — Гони, ишь чего надумал. У меня и в мыслях не шевельнется, не токмо что рука,— почтмейстер посмотрел на свои полные, в рыже ватых волосинках ладони и, словно для убедительности, положил их на стол. — Да уж и уговаривал его, и гнал, а он все грозится. 60