Сибирские огни, 1986, № 3

СВЕТ УТЕШЕНЬЯ души народной, постоянство живых основ. Издержки бодрого прогресса превозмогая силой стресса, а недостаток чувств и леса избытком слов. Я выпадаю из размера. Трещит по швам моя карьера. Говорунов полна квартера — вдруг и не счесть! Они вокруг меня роятся, они в глазах моих двоятся, они и черта не боятся. Но счастье есть! Проснуться утром одиноко, приткнуться тихо возле окон. Как небо синее высоко! Как жизни жаль! Не стоит утром убиваться, но утром стоит умываться, потом побриться и собраться на поезд. Вдаль. Зачем] Что там вдали! Неясный свет утешенья! Дождик рясный! Быт простодушный и согласный с природой! Но, быть может, сразу то и это, быть может, нет. Хоть в наши лета бродить, не знаючи ответа, увы, смешно,— рискнем! Хоть и одернут строго, что устарел мотив: дорога, езда в народ — побойтесь бога! Но бога нет. Есть ряд известных положений на этот счет — их вывел гений. Есть ряд народных выражений — их знает свет. Как лес осенний без убранства, влечет и тянет нас пространство Когда вечереет,— душа затихает, как сын затихает во сне, как в печке малиновый жар затухает, как тень ожиданья в окне. Набегались — хватит, надергались — хватит. Дымятся бока и спина. Кто совесть сберег, тот себя виноватит, но всем недоступна вича. А даль хороша в голубеющей дымке! Доверься, приди и живи. И две колыбельницы, две невидимки, две птахи поют о любви. срываемся! Почти без цели. Туда, где травы переспели, где в немудреной колыбели младенец слит, где над Ванюшкиным колодцем, над человеческим сиротством с невыразимым благородством звезда горит. Звезда, звезда, сестра печали, как речки детства обмельчали! Пока улыбки расточали, полжизни в прах! Но счастье есть! В сосновом доме, а то и просто на соломе забыться в детской полудреме и встать в слезах. И встать в слезах, но не разбитым, вдали друзей, но не забытым, как будто изнутри умытым живой росой. Не суетясь и не вздыхая, но свежесть родины вдыхая, залюбоваться, притихая, ее красой. И днесь природа величава, не интерьер или забава — мелькнет смиренница-купава, вдруг вспомнишь мать. Свет утешенья — в состраданье. Какое жгучее желанье и в людях встретить пониманье, и понимать! * * * И странно смотреть, что такое бывает, где воздух, казалось бы, пуст: как будто поет и себя забывает счастливый ракитовый куст. И следом за пеньем, и этою далью приподнята над собой, охвачена острой мгновенною жалью, душа примирится с судьбой. И только на дне в затаенном сосуде, порой поднимаясь со дна, останется сон о несбывшемся чуде. Но это не наша вина. СЛУЧАЙНЫЙ РАЗГОВОР В ДАЛЬНЕМ СЕЛЕНЬЕ — Что ищешь, родимый! — Да нет же, душе — Покоя. и сердцу. — Могилки! — А что ты такое, 4