Сибирские огни, 1986, № 3

Решить-то решил, да осенние дни продыху не знают, не ты за ра­ ботой, а она за тобой. Выкопали картошку, надо за лен браться. И так от солнца до солнца, пока руки как палки не станут. Какие тут прогулки? Но как-то Тимофей встретил Королева, и тот, словно до­ гадываясь о его желании, сам спросил: — А что, Тимофей Михайлович, слух был, труд ты о хлебном деле написал? — А тебе что за дело? — буркцул Тимофей от неожиданности. — Дела никакого, а интерес есть. Так, может, зайдешь? — Зайду, как не зайти. Я и сам хотел. Они молча дошли до дому, хозяин провел гостя в горйицу, усадил. — А зазывал я тебя, знаешь, почему? Ты ведь о мужике писал? Я тоже кое-чего думал об этом,— Королев кивнул на этажерку с кни­ гами.— Сколько помню себя, маюсь я, чтобы понять, что человек на земле, и что земля человеку, и что небо над ними? Перечитал много — да ответа только не нашел. Подался в суббот­ ники, да и здесь, вижу, не то... — Книги твои не указ мне, потому как ни один из пишущих на земле не работал. С чужих слов слагали, а своего понятия не имеют. Своими жилами надо хлеб .растить, чтобы говорить об нем. — У них же есть то, чего у нас нету — грамота со знанием. Мож­ но в жизни не брать топора в руки, а посмотреть, порасспросить и пра­ вильно описать, как сани делаются. Да так, что мы с тобой и поверим,— Королев, довольный, улыбнулся. — Это ты, говоришь, много думал? Думал много, а главного не понял. Душой-то они в дело не вникли, и души в сочинении не будет. А без нее — мертво,— Тимофею вдруг стало скучно, он оглянулся.— И еще я скажу, не в спор, а так. Про сани смелости хватает им писать, что ж они таким же макаром и Евангелие новое не ротворят? Да по­ тому, как это святое, грех? А хлеб делать — не святое? А писать о нем руками, которые и земли-то не касались,— не грех? Видишь, какие у нас с тобой расхождения. Неслышно, будто подплыла к столу хозяйка. В ее руках был ярко начищенный самовар, она отражалась в нем, полная и белолицая, в ярком сарафане, будто только с посиделок. Потом она принесла ста­ каны, чашечку с вареньем, и все это было как-то празднично и уютно, то ли от того, что ступала она осторожно да приветливо улыбалась. Тимофей неожиданно вспомнил себя молодым, как он ухаживал за Марией... Самой красивой считалась она в деревне, да и он был па­ рень бравый, заводной во всем, и в работе, и в гулянке. Может, по­ этому и соперников меж ними не было, слились они, как два ручейка равных. А теперь, надо же, смотрит на тихую, от которой и веет-то ка­ ким-то полусном, хозяйку Королева, и в груди щемит. «Покоя хочется. Вот ведь как, состарился и сам не заметил ког­ да»,— подумал Тимофей. — Тимофей Михайлович, так, может, поделишься, больно инте­ ресно узнать твои мысли о мужике?! — видя, что Бондарев задумался о чем-то, тихо спросил Королев,— Я, к примеру, как думаю: вся жизнь у нас в России, она как на весах. На одной чашке мы, кто хлеб и осталь­ ной продукт делают. А на другой — правительство, чиновники там вся­ кие, ученый люд. Эта чашка хоть и иомене, а вес с нами равный, .пото­ му как сила ума у них. Вот и живем мій, пока одна другую не перетянет. А не дай бог, случится такое, и те и другие, посыплемся, как горох. — Да, велико твое знание,— Тимофей уже жалел, что зашел, но теперь уходить было неловко — не перед Королевым, перед хозяйкой: поставила на стол, за что ее обижать.— Ты вот посмотри, Николай Семенович, сколько у нас в деревне дворов? — Да почитай пятьсот будет. — А сколько живут так, чтоб нужды не ведать? Молчишь! Не много таких, от силы два десятка наберется. А что у них, вера лучше? 55