Сибирские огни, 1986, № 3

душном настроении, всегда находил, чему порадоваться. Мария смотре­ ла на него и тоже светлела лицом. Слава богу, закончил свою муку и помолодел будто: и сил прибавилось, и характером цриобмяк. Когда неожиданно разнепогодило, Тимофей, не вытерпел и по­ шел к Федянину. Из всех деревенских один Гаврил всерьез восприни­ мал его сочинительство. А Тимофею, когда закончил свой труд, еще больше хотелось поговорить с кем-то о нем, да и новая забота не шла из головы. Пока убирал хлеб, все прошлогодняя осень вспоминалась, как зерно свое они тогда за бесценок отдали. — Грязи-то эко принес,— встретила его жена Федянина. — А я разуюсь, Петровна. Хозяин где у тебя? — Встаю, Тимофей, погоди,— Федянин, покряхтывая, свесил с кровати босые ноги.— Раздожжило-то как, куда годится? — Надо ж ему когда-то посеять, не все на нас равняться. — Тебе-то чего, лишь бы заделье найти, да за свою писанину,— беззлобно заворчала Петровна. — А я вот и пришел похвалиться. Неделю уж как переписал на- чистсі сочинение. — И что теперь будет? — хозяйка с любопытством посмотрела на Бондарева, даже нож с недочищенной картошкой отложила. — Ты поставь-ка лучше на стол нам,— Гаврил подвинул табурет­ ку к печке, привалился спиной к теплым кирпичам. — Праздник-то куда с добром нашли.— Петровна достала гра­ финчик, принесла огурцов, сала.— Это я тебе заместо лекарства, спи­ на, может, и отпотеет за ночь. Небо-то к завтрему очистится. — Вот, теперь мы с тобой, Тимофей, как на блюде катаемся,— Гаврил, сгорбившксь, не отрывая зада от табуретки, быстро придви­ нулся к столу. * — Дак все, говоришь? — Всё,— Тимофей помолчал недолго.— Чудно — как баба, что первого парнишку родила, радуюсь. Хочется всем говорить, показы­ вать. А боюсь, вдруг н^ похвалят. — Что ж не похвалят? Работал эвон сколь, подсох даже весь. — А ведь и не думал, когда начинал. Как по колоднику все пять лет шел, последнее время думал, и не сдюжу. Летом могилу себе уж' при­ сматривал. Решил, чтоб и знаку не было, где покоится гроб. Сказал Даниле, чтоб таким же порядком продолжал там всякий год, хлеб сеять. — Деревенские тебя и так не любят, а теперь скажут: он и умереть рядом с нами брезгает. Тимофей насупился. — Нет уж, взялся, так теперь до конца! И смертью своей буду до­ казывать, что хлеб и хлебное дело на земле — главные. — Я ж ничего. Да вот подумай, кожилишься ты, кожилишься, а все псу под хвост. Куда сейчас это сочинение? — Царю, Гаврила, только ему. — Говорил я тебе и еще раз скажу. Пропадет оно. Крадче надо как-то сделать. — Ладно,— Бондарев оборвал.— Не поэтому я пришел. Вот слу­ шай. Уберешь ты хлеб, обмолотишь, а куда его? Я-то один со своим со­ чинением — ладно, а тут вся деревня. Целый год «пишете» кровью и потом, а Мясину чуть не даром отдаете,— Тимофей, наверное, вспом­ нил свои прежние обиды, не выдержал. — Оно верно, да куда против правительства. Сектанты — вот и придумана такая мера. — Криком кричать мне хочется, Гаврила, да слов таких нету, чтобы разбудили вас. Ну чисто телки, залезли в болото... и все... Такие вот хитрованы, как Мясин, и пользуются вашей покорностью. Писать надо. Всем миром писать. Чтоб хоть по губернии разрешили продавать хлеб. — Ты уж сам давай, а моего мужика не сбивай с пути,— сидев- 53