Сибирские огни, 1986, № 3

осени выезжать им с продажей хлеба. Сибирь вон какая, а урожай, поди, не везде бывает? Но кто побоялся лишних притеснений, а кто и рукой махнул — плетью обуха не перешибешь. _ «Закончу сочинение и примусь за хлебные дела,— думал Тимо­ фей.— Не может быть, чтобы все были глухи и слепы. Разреши мужи­ ку беспрепятственно зерно продавать, и он распрямится, и государство окрепнет. Выгода. А то получается — один плачет, а другой скачет». «Ах, горе! Ах, беда нам, а куда пойдем? Кому скажем?» — напи­ сал он и задул свечу. Снилось Тимофею хлебное поле и небо, звезды сверкали вверху и внизу, а меж ними, в синих сумерках, парил он сам. Ему хотелось посмотреть на себя, кто он — человек ли, птица, а может, рыба, что живет в этом океане? По сторонам проплывали изогнутые жизнью корни, иногда вдруг неизвестно откуда бесшумно вырывался стеклян­ ными шарами воздух, и тут же, рядом, мельтешила крыльями пара стрекоз. А Тимофей, как неведомое облако, парил неведомо куда, и под ним колыхалось то небо пшеницы, то звездное поле... Поутру, вспом­ нив, что вчера не наносил воды, он взял коромысло, бадьи и пошел к колодцу. На срубе чверенчал воробей, Тимофей не стал тревожить птицу, подождал, пока сама улетиу. Вот он услышал, как хлюпнула бадья, разом наполнилась и потянула веревку. Медленно, как из сна, подни­ малась ^бадья, плеЬкала на стенки сруба. Вот появилась темным пят- < ном, поймала луч света и тут же выронила его вместе с брызгами. Из тьмы тянуло волглым холодом и глубоким покоем. Вот вода наверху, чистая, подрагивающая' она, как глаз земли, внимательно смотрит на тебя, и Тимофей не решился отпить, он увидел свое лицо, словно в небытие уходящее, теряющее привычные очерта­ ния, ежесекундно преломляющееся. Так же и истина, кажется рядом, протяни руку и ухватишь, но разожмешь ладонь — там пустота. Наносив воды, Тимофей подмел в избушке, пофыркал водой во все углы, чтобы освежить воздух, и только после этого .сел за стйл, но что-то еще было не так. Он огляделся, потом вышел на улицу и долго и внимательно посмотрел на небо, словно искал там то ли поддержки, то ли просто запоминая его чистоту и беспредельность. После этого прихлопнул за собой дверь и решил: «Все, пока не закончу, выхода отсюда мне нет». . «Учение мое, пройдя наскрозь оба круга, и почтенный, и отвержен­ ный, вселенную, разбитую на тысячи вероучений и толков, соединит, наконец, воедино и потому, что хлеб самого закоснелого преклонит, смягчит и на путь добродетели наставит. Но только сами вы, великие правители, засучите рукава за локоть!» То как птица возносился дух Тимофея в холодное безжизненное пространство, обозревая видимые и невидимые пределы, то опять же как птица, но уже с перебитым крылом, припадал к земле, впитывая ее целебную силу... Сколько прошло времени, он не заметил но отворив сейчас избушку, сощурился от яркого света взлохматил волосы и засмеялся. — Эй, кто живые есть?! Никто не откликнулся, только петух, собирая кур, пококивал во дворе. Я закончил свое сочинение! Все, закончил... Неземная радость светилась в его очерченных синими кругами глазах. Он Тлел по деревне, чтобы хоть кого-то встретить и поделиться. И ему наплевать было, что вслед крутят пальцем у виска и называют' лешаком, сегодня он чувствовал себя победителем.. Переписав сочинение начисто, Тимофек завернул его в холстину и спрятал. Пусть, перед тем как в путь, полежит в тишине и покое. Да и сам он еще не решил, куда отправить его, кому отдать. А тут и хлеб убирать пришла пора. С утренней и до вечерней росы не уходили с поля, но Тимофей не чувствовал усталости, был в благо- 52 .