Сибирские огни, 1986, № 3

ращениями автора к тем- или иным конк­ ретным моментам создания конкретными писателями своих героев (Антона Соболева у Г. Маркова, Герасима — у Д. Константи- новского), но и конкретными исследования­ ми состоятельности и несостоятельности этих героев, которая проистекает именно из состоятельности или несостоятельности художественного качества произведений. Наука пытается — и небезуспешно — при­ учить нас к мысли, что в ее законах неудач­ ный результат эксперимента — это тоже мо­ мент как бы положительный. Однако по­ пытки механически перенести эту весьма относительную истину в область литерату­ ры — пагубны, бесперспективны. К этой мысли приводят читателя рассуждения критика над сутью экспериментаторства и его итогами в романе Д. Константиновско- го «Яконур». «Сконструированное™, смоде­ лированное™» главного героя романа по­ рождается тем, что прозаик «перенасыщает язык профессионализмами, техницизмами, делает фразу или чересчур сухой, оказе­ ненной, или, опять же, чересчур онаучен­ ной». Более того, критик справедливо пи­ шет: «...в общем-то Д . Константиновский и не претендует на особую языковую выра­ зительность, у него, как говорилось, другие задачи...» ч Что же это за «другие задачи»? Алексей Горшенин отвечает: язык ро­ мана, вся его выразительная суть служит тому, чтобы «найти адекватное сложности проблем, взаимосвязей и облика персона­ жей художественное выражение». И еще: «писатель временами злоупотребляет пуб­ лицистикой, подменяет ею художествен­ ность изображения. В результате — встре­ чаются общие места, риторика, назида­ тельность». И хотя Алексей Горшенин не во всем про­ следил эту самую адекватность, она оче­ видна: там, где образный язык подменяет­ ся эрзацем (пусть и экспериментального характера), герои и проблемы доносятся до читателя приблизительно, выглядят сконструированными, смонтированными, нежизнеспособными. Равно и режим наибольшего сюжетно­ композиционного благоприятствования, пре­ доставленный Г. Марковым в романе «Грядущему веку» герою этого произве­ дения Антону Соболеву, не делает этого героя более идеальным, чем он есть. На­ против, отсутствие на пути героя препят­ ствий, какого-либо «особого сопротивле­ ния среды», как утверждает критик, при­ водит к тому, что «налет идеализации в романе достаточно густ, чтобы всё в его изображении принять безоговорочно». В частности, критик небезосновательно сомне­ вается в духовной полноценности Антона Соболева, когда прослеживает отношения его с женщиной, безоглядно в него влюб­ ленной. Сам согрешив, не испытывая к этой женщине глубокого чувства, Соболев использует свою административную власть и просто-таки высылает эту женщину от греха подальше. Автор романа расценива­ ет этот поступок героя одобрительно. Ни­ чего себе — идеальный герой! Задав такой критический тон, Алексей Горшенин невольно побуждает нас и да­ лее искать в книге такой же реальный н честный разговор по существу, и этот раз­ говор в той или иной мере продолжается и тогда, когда автор исследует прозу ма­ ринистов, и тогда, когда он делает первые приступы к большой и важной теме — прозе молодых о войне, и тогда, когда дает острый очерк литературных поделок о современной Сибири. Алексей Горшенин как бы подводит черту под тем явлением, имя которому «сибирятина». Действительно, слишком уж прижился у нас образ «суровой Сиби­ ри», Сибири, исходно враждебной вся­ ческим поползновениям на ее недра, на ее богатства, враждебной человеку, который ее осваивает, а точнее говоря, «покоряет». Как же так получилось, что нам, сиби­ рякам, упорно навязывают неверный и не­ приятный образ нашей родины как некоей темной и тупой стихийной силы? Почему это происходит? Критик вплотную подхо­ дит к решению этих вопросов. И главное в его раздумьях — это выявление конъюнк­ турной «романтики» прозы о современной Сибири, той самой прозы, которая не утруждает себя глубоким исследованием и отображением правды жизни, но тратит все свои силы на романтическое воспева­ ние «трудностей», а фактически на оправ­ дание несовершенства многого из того, что делается в процессе хозяйственного освоения Зауралья. Алексея Горшенина в этой статье отли­ чает комплексность подхода к исследуе­ мым произведениям. Он не ограничивается только содержательной стороной, не судит только тему, но находит обоснования тому или иному просчету авторов, тому или ино­ му искажению правды жизни — в качестве слова, в недостаточной художественной глубине исследуемых произведений. И чем отличительней определяется такой подход Алексея Горшенина к литературе, тем большее недоумение вызывает его демонстративно » односторонний разговор о романе Евг. Евтушенко «Ягодные места». Как бы подпадая под обаяние суждений В. Распутина и отдаваясь полемике с В. Горном, критик не говорит об издержках стиля, о безвкусице иных сцен романа. И эти очевидности, исключенные им из разговора, неоправданно высоко возносят роман Евг. Евтушенко. Думается, некоторые утверждения авто­ ра, сами по себе верные и актуальные, только убедительнее прозвучали бы, будучи более крепко обоснованными не только текущим прозаическим материалом, но и некоторым поиском в литературном про­ цессе прошлого, что придало бы рассуж­ дениям больше историчности. В целом же получилась острая, актуаль­ ная книга, которая не только сможет по­ служить компасом в «книжном море», но и будет активно участвовать в формиро­ вании литературного процесса, вкусов и пристрастий читателя. А. ВАШУРИН. ♦ 4