Сибирские огни, 1986, № 3

прекрасно осознает «всю диалектическую непростоту проблемы чередования, смены и преемственности поколений в сопостав­ лении с движением истории — особенно на наиболее крутых ее поворотах». В чем за­ ключается эта «непростота», критик наг­ лядно показал на примере биографии и творческой судьбы Леонида Чикина, при­ надлежащего как бы к промежуточному поколению между поколением фронтовиков и поколением «военного детства». Впрочем, о ком бы ни вел В. Коржев речь в своей книге, он прежде всего стре-' мится выяснить «социальную родову»> «ге­ неалогическое древо» времени, взрастившее поэтическое • дарование. Критик пытается понять, как и почему рождается «худож­ ник, взваливающий на себя нелегкую но­ шу и имеющий право говорить языком ис­ кусства от имени общества». И в данном случае, приходит к выводу В. Коржев, «виноват» не только природный талант, жизненный и духовный опыт. Так, рассматривая творчество Н. Пере­ валова, критик обращает внимание на то, что этот поэт вырос и сформировался в пятидесятые годы. «А именно в середине пятидесятых годов, — подчеркивает В. Кор­ жев, — началось то большое «лирическое наступление», которое позднее захватило все виды и жанры искусства социалистиче­ ского' реализма. Усиление лирического, субъективного наполнения больших тем происходило и в кино, и в драматургии, и в прозе, и, разумеется, в поэзии... Таким образом, — совершенно справедливо говорит критик, — тяготение Н. Перевалова к ли­ рике объясняется не только природными, индивидуальными особенностями его худо­ жественного дарования, но и настоятельно диктуется запросами и требованиями вре­ мени, потребностями развития социалисти­ ческого общества, проявляющего сегодня повышенный интерес к личности». А вот в разговоре о поэзии Л. Решет­ никова В. Коржев замечает, что, «с первых же своих стихов, с первых книжек заявив себя певцом военной, армейской темы, Л. Решетников с течением времени все ост­ рее начинает ощущать некоторую темати­ ческую узость своей поэтической работы». И в такого рода широком социально­ историческом и литературном контексте В. Коржев рассматривает творчество всех «героев» своих критических статей, отчего суждения его, помимо необходимой точности и глубины взгляда, приобретают подлинно научные весомость и фундаментальность. Впрочем, исследовательская культура ав­ тора книги «Под высоким накалом эпохи» проявляется буквально во всем: и в емких, выверенных формулировках и обобщениях; и в умении уже самим заголовком отразить наиболее важное и существенное в твор­ честве того или иного поэта (так, скажем, название статьи «Мечи и орала» сразу же указывает на то, что главными героями поэзии "Л. Решетникова являются солдат и пахарь, воин и труженик); и в скрупулез­ ном внимании к идейно-стилевой манере писателя. Последнее обстоятельство хочется под­ черкнуть особо, ибо оно есть и отличитель­ ное свойство творческой манеры самого критика, так сказать, основа его исследо­ вательской «методы». 170 Существует известный афоризм: «стиль — это человек». В применении к писателю он особенно верен. Увы, далеко не всегда кри­ тика относится к стилю как наиболее точ­ ному и глубокому средству познания мира художника с должным пиететом. Поэтому тем более отрадно видеть, с каким при­ стальным вниманием в своей книге В. Кор­ жев всматривается в малейшее движение поэтической мысли и чувства, что называ­ ется, «на зуб» пробует каждое поэтическое слово. Прекрасно, к тому же, зная технику стихосложения, легко и свободно владея литературоведческо-лингвистическим инст­ рументарием, он уверенно проникает в сти­ ховую плоть. Разбирая, к примеру, поэму Н. Перевалова «Теплый бор», В. Коржев пишет: «Вообще, контрастность движет лириче­ ским сюжетом «Теплого бора» и — одно­ временно — является основным элементом художественной выразительности стиха. При этом народно-песенный тематический параллелизм (душа героя — точно «омут», героиня — «речка бурная», «недогадливая», «беспечная» и т. д.) оказывается иногда как бы «перевернутым»: явления природы и состояния духа дисгармонируют друг с другом...» И здесь вовсе не стремление разъцть «алгеброй гармонию», как это может пона­ чалу показаться. Здесь другое: вслушав­ шись в голос поэта, его интонации и от­ тенки (а поэтический слух, надо сказать, у В. Коржева абсолютный), Понять в нем самое важное и сокровенное. Или... уловить в этом голосе фальшь, какую, скажем, по­ чувствовал критик в одном из стихотворе­ ний Л. Чикина, где поэт рассказывает, как, прожив в тайге «два долгих месяца подряд», он увидел там всего одну белку и делает из данного факта далеко идущий вывод: везде и всюду человек оказывает губительное влияние на природу. И В. Коржев резонно возражает поэту: «Повод, а зачастую и факт, жизненный или житейский, положен­ ный в основу стихотворения, должен быть социально-этически весомым и оригиналь­ ным. Иначе можно впасть в голую публи­ цистическую риторику или прийти к вы­ делке лирических безделушек». Что, собст­ венно, и случилось в стихотворении Л. Чи­ кина, в котором «сама по себе важная проблема, тема, идея не стали предметом поэзии». Широта и историчность взгляда, глубина мысли, подлинно научная доказательность в критических работах, составляющих книгу «Под высоким накалом эпохи», органически сочетаются с глубоко личностным отноше­ нием автора к объектам своего внимания. Чувствуется, что он любит и ценит твор­ чество тех, о ком пишет. Вместе с тем В. Коржева трудно упрекнуть в субъектив­ ности или тенденциозности: творчество каждого из поэтов он старается предста­ вить в совокупности всех его сильных и слабых сторон. Так, высоко, в целом, отзы­ ваясь о таланте Н. Перевалова, критик в то же время находит в некоторых его сти­ хах и «лирическую риторику», и «неуклю­ жие строки». Отмечая в поэзии И. Ветлуги­ на «немало по-настоящему удачных поэ­ тических находок», В. Коржев тем не менее не может «не заметить и некоторых сырых строф и словесных образов». И подобные