Сибирские огни, 1986, № 3
Но, пожалуй, самой значительной рабо той, из виденного мною, был образ генерала Горлова в пьесе Корнейчука «Фронт». В этой роли Жуковский снялся и в кино. Был награжден за эту работу орденом. По тем временам редкий случай, когда создание актером отрицательного образа получало такую высокую оценку. Прошедший по институту слух вскоре подтвердился. Однажды на занятие по ак терскому мастерству вошел наш директор Н. Е. Серебряков с каким-то, небольшого роста, начинающим полнеть, мужчиной. — Вот, представляю вам руководителя курса Бориса Елисеевича Жуковского,— сказал он. — Прошу любить и жаловать. Мы, видевшие Жуковского только на сцене, представляли его значительно круп нее, выше ростом. Позже поняли, что не только сцена и специально подобранное окружение могут укрупнять актера, но сам он, если на самом деле мастер, — на сцене выглядит значительно крупнее, масштаб нее. Директор ушел. Борис Елисеевич надел роговые очки, и, облокотись на стол, слегка сутулясь, начал разглядывать нас... Вскоре в работу были взяты три водеви ля: В. Соллогуба — «Беда от нежного сердца», Н. Хмельницкого — «Суженого конем не объедешь» и переводной с фран цузского — «Заколдованная яичница». В двух последних заняли меня. Сразу две роли! Справлюсь ли? Дело в том, что в театральных учебных заведени ях студента могут отчислить по профес сиональной непригодности в течение двух лет. Четыре экзаменационных сессии над ним висит дамоклов меч. Придавало уверенности, что две сессии у меня были позади... В процессе работы педагоги постоянно менялись водевилями, и мы репетировали то с одним, то с другим. Это было интерес но и очень плодотворно. И, признаться, трудно, потому что Жуковский и Авербух работали вместе впервые и, как говорится, разговоривали на репетициях «на разных языках». Но, к счастью, прекрасно допол няли друг друга. Если Августа Иосифовна разрабатывала линию роли до мельчайших подробностей, много беседовала с исполни телем о биографии образа, его характере, предлагаемых обстоятельствах, задавала постоянно этюды на темы водевиля, то Бо рис Елисеевич, будучи сам талантливым ак тером и режиссером, проявлялся чаще как педагог-постановщик. Он сразу наталкивал студента на интересную сценическую форму, на яркий характер. Репетируя, буквально забрасывал случаями из жизни, примерами из литературы, стараясь вывести нас на нужные ощущения и самочувствие. А порой «подкидывал» исполнителю столько инте ресных и разнообразных приспособлений, что приходилось удивляться — откуда у нашего мастера столько выдумки и фанта зии. Иногда не выдерживал: выскакивал на площадку и проигрывал целый кусок роли. Однажды он сыграл за студентку, которая репетировала провинциальную кокетку Кд- тю в водевиле «Беда от нежного сердца», соблазнявшую по ходу пьесы миллионера. Сыграл он сцену обольщения настолько яр ко и выразительно, несмотря на свою туч ную фигуру, что мы все громко хохотали и долго не могли потом начать репетировать дальше. Исполнительница поняла, как надо играть сцену, но впоследствии ни на репетициях, ни на экзамене не смогла и близко подойти к показанному. Борис Елисеевич был очень наблюдатель ным и быстро изучил наши вкусы и инте ресы, возможности и слабости. Однажды после экзамена мы собрались всем курсом на квартире у одной студентки. Хотелось после пережитых волнений побыть вместе: обменяться впечатлениями и мнениями, подвести какой-то итог полугодовой рабо ты. Борис Елисеевич неожиданно полушу тя-полусерьезно сказал: «Хотите, я вам каждому погадаю, что кого ждет?» Мы с радостью согласились. Но когда он взял, как цыганка, руку одного из студентов и начал предсказывать, улыбки исчезли с на ших лиц. Говорил он о характере человека, его способностях, достоинствах и недостат ках. На что надо обратить внимание, над чем усиленно работать, чего опасаться... И все, как говорится, не в бровь, а в глаз! В конце, как полагается при гадании, каж дому говорил о том, что его ждет впереди. Вспоминая этот эпизод через тридцать с лишним лет, когда Бориса Елисеевича уже нет в живых, я могу искренне сказать, что его предсказания и предвидения были очень точными... А работа продолжалась... Уже в процессе репетиций мы чувствовали, что водевиль нам много дает. У нас появилась определен ная свобода поведения на площадке, чет кость дикции, легкость в подаче фр&зы, ощущение юмора, выразительность движе ния и жеста, смелость в общении со зри тельным залом. Но самое главное, чем мы были увлечены, это то, что по ходу действия приходилось много петь и танцевать. У меня только в «Суженом...» было около десяти вокальных номеров! А в августе, проводив коллектив театра имени Пушкина в Ленинград, мы остались без руководителя курса. Реэвакуировались и некоторые наши педагоги. Учебный год начали, «сидя на чемоданах», ожидая со дня на день вызова в Ленинград. А там, как и в Новосибирске, был сделан летом набор на актерский и театроведческий факульте ты, и студенты тоже приступили к заняти ям. Словом, получалось как бы два инсти тута. Мы, основное ядро в Сибири, в шутку называли их филиалом, а они — нас. В феврале 1945-го пришел наконец дол гожданный вызов. Сборы были недолгими. Да и что было студенту, да еще военного времени, собирать?.. Погрузили весь коллек тив института в два вагона. Они были пе реполнены до отказа и многие устроились на третьих полках для вещей. Путь был долгим — больше недели, но особенно, запали в душу березовые леса между Москвой и Ленинградом, где совсем недавно шля ожесточенные бои. Во многих местах мелькали целые участки деревьев, обгоревшие верхушки которых были среза ны снарядами. Позже эти обугленные березы воплотятся б оформлении спектакля Новосибирского ТЮЗа — «А зори здесь тихие...» Они ста нут основой оформления, образом обож- 145 6 Сибирские огни № 3
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2