Сибирские огни, 1986, № 3
Историю западной литературы вела у нас Л. А. Левбарг. Историю западного театра — Е. Л. Финкельштеин, автор многочисленных книг и очерков по зарубежному театру. Елена Львовна после лекции обычно задерживалась и в разговоре со студента ми часто делала такой педагогический ход. — Вы еще не читали «Жана Кристофа» Ромена Роллана? — с интересом и тревогой спрашивала она кого-нибудь из студентов. — Нет...— виновато отвечал тот. Какой вы счастливый человек,—воск лицала она с завистью,— вам еще пред стоит такая радостная встреча!.. Историю русского театра читал И. И. Шнейдерман. В то время специальных учеб ников для театральных вузов почти не было. По русскому театру, например, только вышла из печати, на правах ру кописи, в нескольких экземплярах, книга нашего зав. кафедрой истории русского и советского искусства, доктора искусство ведения С. С. Данилова — «Очерки по ис тории русского драматического искусства». Единственный экземпляр ее, имевшийся в библиотеке, особенно перед экзаменами, студенту буквально разрывали на части. И. И. Шнейдерман, понимая наш инте рес к истории театра, особенно периода 20-х годов (время активных режиссерских экспериментов, поисков, открытий), часто читал лекции, отступая от программы. Уже позже, в Ленинграде, историю рус ской литературы с совершенным знанием дела, очень интересно читал В. В. Успен ский, брат знаменитого писателя Николая Успенского. На его лекции часто приходи ли студенты с других актерских и театро ведческих курсов. Будучи очень рассеян ным, В. В. Успенский часто попадал в не лепые ситуации. Заходя в трамвай, он снимал галоши, думая, что вошел в поме щение. И студенты, уважая и любя его, часто тайно провожали педагога до дома. Но, пожалуй, самой яркой личностью был искусствовед Иван Иванович Соллер- тинский. Вел он курс истории русской му зыки, хотя эрудиция и талант позволяли ему свободно размышлять о любой области искусства. Говорили, что стоило ему однажды что-либо прочитать в книге, и он запоми нал это навсегда. Мы, студенты, жалели, что не владеем стенографией, чтобы запи сывать его феерически развивающиеся мыс ли и образы дословно. Входил он обычно в аудиторию стреми тельно, коротко здоровался и объявлял: — Сегодня поговорим о творчестве Глин ки... — Иван Иванович, о Глинке вы нам читали несколько лекций и на прошлом занятии сказали, что эту тему закончили,— напоминали мы. — Простите,—на секунду задерживался оратор,— это какой курс? — Второй, курс Жуковского... — Ах, да... Извините. Сегодня я расска жу вам о творчестве Даргомыжского, по говорим о правде в звуках. И начинал! Да как! Трудно было пред ставить, что за секунды, без всякой под готовки, лектор переключался на другую тему. Создавалось впечатление, что он мо жет прочесть любую лекцию в любой мо мент. Он обладал фантастическими позна ниями не только в области музыки и опер ного искусства, но всесторонне и глубоко знал балет, русский и западный театр, литературу, живопись, скульптуру... Неко торым из нас с большим трудом давался французский язык, а он владел 26-ю иност ранными языками и десятками диалектов. Он никогда не имел ни конспектов, ни тезисов выступлений, поэтому, к сожале нию, очень редко выступал со вступитель ным словом перед симфоническими концер тами оркестра Мравинского, транслировав шимися по радио. Текст выступления надо было представлять заранее, а этого он де- лать не любил и не хотел. Его энциклопедические знания нас оше ломляли. Порой мы чувствовали себя жал кими пигмеями перед этим титаном челове ческих знаний. Но мы были счастливы, что художественный руководитель Ленинград ской филармонии (которому, кстати, не бы ло и сорока) ведет в институте курс истории музыки, и были рады каждой встрече с ним. — Иван Иванович, вы бы написали кни гу... О музыке, о театре, — однажды пред ложили мы. — Еще рано, вот будет за пятьдесят, тог да, — нервно и стыдливо улыбаясь, ответил он. Иван Иванович не любил, когда в раз говоре затрагивали его личность, его эру дицию. Однажды утром мы ждали Соллертин- ского на лекцию. Преподаватель задержи вался. Прошло много времени, но мы не расходились, потому что дорожили каждой встречей с ним. Потом кто-то пришел из учебной части и сообщил, что лекции не будет... Иван Иванович скоропостижно скончался. Похоронили его в морозный фев ральский день на Заельцовском кладбище в Новосибирске. Картина была бы не полной, если бы я не вспомнил еще двух педагогов, с кото рыми встретился, уже продолжая учебу в Ленинграде. Они помогли мне стать акте ром и повлияли на мою педагогическую и актерскую деятельность. Это преподаватель по танцу X. X. Кристерсон и по сценическо му движению — И. Э. Кох. Христиан Христианович был человеком большой культуры. Блестяще знал класси ческий, характерный, историко-бытовой та нец. Был знаком с современными западными танцами. И при этом великолепно разби рался в драматическом искусстве. Кристерсон ставил перед нами неразрыв но связанные между собою задачи: на учиться владеть своим телом, т. е. подгото вить физический аппарат для работы на сцене, воспитать пластическую выразитель ность, ритмичность, и развить исполнитель ские танцевальные навыки, чрезвычайно необходимые, как считал Станиславский, для актера драматического театра. Как-то на одном из занятий по танцу у мужчин что-то не получалось. Мешала скованность, физический зажим, свойствен ный в этом возрасте. Девушки обычно бо лее пластичны. — Смотрите, — сказал он,— сейчас я бу ду танцевать мазурку. Танец, в котором принимает участие все тело, все мышцы. Буду совершенно свободен, раскрепощен, при этом набью трубку табаком и закурю. А надо сказать, что было ему тогда око 143
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2