Сибирские огни, 1986, № 2
чале я попросил бы сюда, к нам, в президиум, автора записки, которую я цитировал: Ивана Ивановича Дубка. Пожалуйста, Иван Иванович! Трудно поднялся, пошагал к сцене, видя вокруг дружеские взгля ды, возгласы, легкие прикосновения, чувствуя, как под нижней рубаш кой потекли по спине холодные капли пота. Его встретили на краю сцены. Дмитрий Игнатьевич Балашов крепко пожал руку, чуть при давил к себе. У Алексея Степановича Егорова, несмотря на внешнюю слабость, рука оказалась горячей, а рукопожатие крепким. Его усади ли между Балашовым с одной стороны и Михал Захарычем с другой. — Поздравляю, Иван! — просипел астматически Михал Захарыч и закашлялся, достал платок из кармана и прикрыл рот. — Это все он! — кивнул на Самохвалова Балашов. — Месяц на зад вдрызг переругался со Стрельцовым насчет тебя и приехал к нам искать помощи... Ладно, потом! Потом! Что они? О чем это они? Зачем его сюда? Но ответов не находил, принялся слушать Егорова. — Мы слишком полюбили красивые звучные слова и перевели их в нашу повседневность. И когда нам действительно нужно сказать эти красивые слова по действительному поводу и событию, мы становим ся косноязычными. Дело, товарищи, в том, что старейшине нашего председательского корпуса Ивану Ивановичу Дубку позавчера исполни лось шестьдесят лет. Позвольте от вашего имени, товарищи, искренне поздравить нашего юбиляра! Все встали, что-то кричали дружески, показывали друг другу на него и яростно хлопали в ладоши. Увиделась марьяновская делегация, веселые родные лица Рапса, Гончаренко, Гоши Крохмалева, Игнатьн- ча, с другой стороны —Митрофанов, ' Остроухое, Артем Махновский, Николай Герасимович Филиппов и многие другие. И ему показалось, что в зале этом нет никого чужого, кого бы он не знал, что это все свои люди, с кем совместно, по-соседски или в отдаленности, прожиты десятки лет, сотни Месяцев, тысячи дней... Засвербило возле глаз, горло сдавили спазмы, которые ни про глотить, ни выплюнуть. Напрасно Алексей Степанович Егоров ^поднимал руку, требуя ти шины, желая сообщить, что он еще не все‘сказал, зал бушевал апло дисментами. Тогда Егоров засмеялся, подошел к нему. — Дай я тебя расцелую, старик ты мой дорогой! Они обнялись да так и застыли, похлопывая один другого по спи нам легонькими дружескими тумаками. Наконец Егоров отодвинулся, глянул снизу вверх пристально-цепко, сжал руки и отправился к трибуне. Когда чуть утихли аплодисменты, Егоров снова начал говорить. И говорил как раз то, о чем думал сегодня утром он сам. — Из всех отраслей самую трудную жизнь у нас прошло все- таки сельское хозяйство, — заговорил Егоров. — Были шараханья, перегибы, недогибы. И все-таки, товарищи, сельское хозяйство наше развивается и идет вперед! А почему? А потому, что партия наша су мела найти и выдвинуть к руководству хозяйствами замечательных людей, настоящих большевиков, которые, несмотря ни на какие пере мены погоды, вели свое дело. Они хозяйственны в самом лучшем, в нашем, советском, понимании, хитры и изворотливы, но не для себя лично,' а для дела, они сильны своим народным чутьем на истину, и это их чутье, сцементированное партийностью, позволяло им умело обходить рифы, которые возникали на пути их колхозов. Егоров оглянулся на президиум, указал пальцем: _ К числу таких представителей славного председательского корпуса принадлежит наш сегодняшний юбиляр Иван Иванович Ду бок! Спасибо тебе, дорогой Иван Иванович! За то спасибо, что не ос тыл еще жар твоего большевистского сердца, спасибо за то, что ты сде лал не только для' своего хозяйства, одного из лучших хозяйств на шей области, но и для нашего района, спасибо за то, что ты есть, зато, что ты еще сделаешь в будущем! 77
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2