Сибирские огни, 1986, № 2

Уселась на свое обычное место, в торец заседательского стола, как раз напротив председателя, зорко глянула поверх очков на главных специа­ листов, покашляла в кулачок, как делала всегда перед вечерним ра­ портом, принялась докладывать о событиях дня, негромко, но четко, акцентируя, как она не раз говорила, внимание председателя и других на самом главном... А он, так любивший такие вот итоговые вечера, называвший их по-домашнему—посиделками, сегодня слушал вполуха. На душе его бы­ ло покойно, тепло и светло... ...Вечер, керосиновая лампа-семилинейка с газетным абажуром, самовар посреди стола, с вытершейся уже никелировкой, но с ясно вид­ ными гербами. Матушка с отцом, дедушка с бабушкой пьют чай с кренделями и сахаром. Их немного, кренделей, всего по одному на че­ ловека, сахару и того меньше, но в том ли суть? Все малость вспотев­ шие, слегка осоловевшие, но все веселые, потому что кончился удачно очередной день. Чай пьется неторопливо, сахар вприкуску. Но главное не в чае и сахаре, а в том, что собралась семья вместе, и потому разго­ воры, разговоры, неторопливые, рассудительные, уважительные. Он, Ванятка, полный день пропадавший на речке, катавшийся на лотке с ледяной горки, засопливевший и задубевший, промерзший до самого последнего волоска, сидит обычно между отцом и дедушкой. Ему вовсе не хочется никакого чаю, вполне хватило и чашки топлено­ го горячего молока, не хочется ни говорить, ни слушать, даже думать о чем-то, ему просто хорошо, вот так уж хорошо от тепла и покоя, взрослые кажутся большими добрыми великанами, их негромкие голо­ са похожи на голоса леса, неразличимые, нешумные и тоже всегда та­ кие добрые... Ах ты, времечко, времечко, золотое, беспечное, невозвратимое! Как хорошо, что было ты у каждого человека, всегда освещенное таким большим солнцем, таким высоким до бездонности небом, с парусами об­ лаков, освященное теплом и счастьем родительского дома! Как смеш­ ны теперь тогдашние потуги и желания быстрей расти и быстрей ста­ новиться взрорлым. И ведь не так уж давно все это было, кажется, что не далее, как вчера. А вот уже и стариком стал, болят старые раны, полученные ког­ да еще был совсем молодым... Сколько же их у него, этих ран? Три в госпитале да столько же в медсанбате... Стало быть, три тяжелых и три легких. Постой, но ведь дважды приходилось обходиться без мед­ санбата. Один раз санбат отстал, попал под бомбы, второй раз — ког­ да выходили из окружения. Расстрелян, как потом узнали, был мед­ санбат, и раненые, и кто за ними ухаживал... Кажется, Железная Серафима закончила доклад, поглядывает на него вопросительно. Поднялся, приказал: — Гончаренко, едем на ферму! — Слушаю, шеф! — Но я еще не кончила, Иван Иванович! — обидчиво поджала гу­ бы Железная Серафима. — Простите великодушно, Серафима Андреевна! Положите свою папочку на это вот место. Я ее завтра утром на свежую голову посмот­ рю. Гончаренко, где машина? — У парадного, шеф! Увидел, что вместе с ними собирается и Рапс. Спросил: — А ты куда, Андрей Ильич? — С вами, Иван Иванович. Не возражаете? На душе потеплело. Прежние главные агрономы животноводство посещениями не жаловали. В конторке фермы, которая одновременно была и красным угол­ ком, одиноко корпел над бумагами ветврач Игнат Петрович Коробей- ' ников, держал палец левой руки на бумажке, другой ловко перекидывал косточки расхлябанных счетов. Машинок счетных Игнат Петрович принципиально не признавал. 5